Дворянство. Том 2 (СИ)

Бородач не взял ничего у поверженных, и Елена решила, что, наверное, здесь произошла не стихийная драка, а спланированная разборка с коммерческой подоплекой. Наглядная демонстрация того, что какие-то вещи делать категорически не стоит во избежание последствий. На это указывало явное нежелание местных звать стражу и вообще привлекать чье-либо внимание. Ушибленный отполз в угол, баюкая изломанную руку и отплевываясь багровой пеной, а раненый так и не пришел в себя, истекая кровью. Обоих утащили какие-то подростки с обильными дырками вместо зубов и угрюмыми рожами бывалых каторжников. Инвентарь будто растворился в воздухе, и больше ничто не напоминало о происшествии.

Елена задумалась над тем, что следует налегать на борьбу, фехтовальщицу впечатлил высокий класс пришлого бойца, который без видимого напряжения, голыми руками уработал двоих. Музыканты сбавили темп и завели что-то протяжное, очень грустное. Им поощрительно кинули несколько монет, наверное, из кассы неудачливых игроков. Женщины сделали еще по глотку, затем в голове Елены звякнул памятный колокольчик, напоминая о старых долгах.

— О чем ты хотела поговорить?

— Да ерунда всякая, — насупилась арбалетчица. — Не стоит внимания.

— Тогда, пожалуй, я кое-что скажу, — решительно сообщила Елена.

— Да?..

На лице Гамиллы отразилась трудноописуемая гамма эмоций. Арбалетчица одновременно и жаждала услышать то, что намеревалась сообщить Хель, и боялась этого.

— Я обещала тебе кое-что сказать насчет… твоей истории, — напомнила лекарка. — Без возвышенного.

Гамилла ограничилась дерганым кивком, будто ей свело судорогой мышцы шеи.

— Не люблю давать советы, — задумчиво вымолвила Елена. — Но тебе все же дам. Плюнь и забудь.

— И… все? — пробормотала Гамилла.

— В общем да. Это как стрела в цели. Последняя буква в предложении. Если же подробнее…

Елена прикинула остаток вина в бутылке и решила, что пора завязывать с бытовым алкоголизмом. Накатывать после нервных событий — это уже входит в привычку, а учитывая, сколько еще предстоит, тут и спиться недолго.

— Если подробно, то скажу так.

Елена помолчала немного, еще раз прикидывая, имеет ли смысл ввязываться в это? За несколько лет до «попадания» она читала книгу, чье название давно забыла, но кое-какие мысли запали в память и очень хорошо легли на беду арбалетчицы. Однако проблема любительской психологии — слишком легко из благих побуждений сделать все намного хуже. Не говоря о том, что книгу Елена читала года этак три-четыре назад.

Лекарка перехватилаблуждающий, какой-то больной взгляд женщины с татуировкой на лице. Вздохнула и решилась.

— Ты можешь им отомстить?

Гамилла поджала губы, снова дернула головой. Очень глухо, уставившись в сторону выдавила:

— Нет.

— И ты думаешь о них каждый день?

— Д-да, — голос арбалетчицы дрогнул.

— А если бы они увидели тебя сейчас, зрелище бы их порадовало? Они были бы довольны, увидев, как ты изводишь себя? Увидев, что причиненное ими зло отзывается в тебе снова и снова?

— Зачем это все?.. — Гамилла все-таки посмотрела на рыжеволосую потухшим взглядом.

— Смотри, — Елена поставила две бутылки рядом. — Жертва и злодей, они всегда пара. Тот, кому причинили обиду, этого не забудет. Но и обидчик помнит сотворенное зло. Просто он его злом не считает. Никто ведь не думает про себя плохо?

Елена чуть запнулась, вспомнив искупителей, но сделала вид, что так и надо, продолжив:

— Поэтому злодей и его мишень, — она постучала по соответствующим бутылкам, отмечая роли. — Всегда связаны. Удовольствие подонку доставляет не только акт злодейства, но и память о нем. Понимаешь?

Гамилла нахмурилась.

— Подлость уже сделана, она вроде как закончена, — Елена больше всего боялась потерять нить повествования и с трудом сдерживалась, чтобы не «частить», поскорее выпаливая фразы, пока они оставались в голове. — Но в то же время продолжается. Ведь тебе по-прежнему больно. И пока ты будешь страдать, мечтать о мести, снова и снова переживать случившееся… — лекарка опять стукнула по горлышкам сосудов. — Ты играешь в эту игру на двоих. Ты как актер в пьесе. И твоя роль — страдание, боль, унижение. Раз за разом. Причем никакой награды. Сплошное мучение за свой счет. А где-то в темноте, за помостом, стоят два единственных зрителя, для которых ты играешь. И от этого им хорошо.

— Н-не… смотрят, — напряженно, в два приема сказала Гамилла и горько выдохнула. — Кто я для них?

Елене хотелось положить ладонь поверх сжатого кулака арбалетчицы, приободрить и утешить, но девочка с земли понимала, что делать этого сейчас не нужно. Кто его знает, как отреагирует человек в крайнем психическом раздрае на внезапный телесный контакт.

— После того, что вас связывало? После того как вы устроили супружество на троих? — приподняла бровь Елена. — Очень близкий человек. Очень памятный человек. Может быть, они не обсуждают тебя каждодневно, однако не забудут никогда. И, кстати, а почему ты решила, что их не интересует твоя судьба?

— Но-о-о… — Гамилла осеклась.