— Я могу быть и дальше прямым, словно копье. Тогда скажут, что я жил как юстициарий Старой Империи, презирающий гнев мирских владык, верный лишь Партидам. Потому что императоры и короли преходящи, но закон — вечен. Когда-нибудь скажут. Может быть… В этом случае безусловно я должен сообщить о твоем проступке и озаботиться рассмотрением дела, а также наказанием по справедливости.
Елена склонила голову, лихорадочно соображая, пытаясь разогнать пелену отчаяния. Не такого ждала она от работодателя и юриста! Если начнется расследование, ее грамота будет рассмотрена под лупой, всплывут несообразности жонглирования именами, Барон Лекюйе наверняка открестится… Все станет еще хуже нынешнего. Но с другой стороны, если рассудить, не глупостью ли это было — явиться к правоведу и рассказывать ему об отложенном убийстве пациента?
Да что за морок нашел на нее?!
И в очередной раз тихий голос прошептал на ухо: «убей». Это просто, с ее то навыками. В доме сейчас лишь три человека — глоссатор, его жена и ночной слуга. Кухарка живет отдельно и придет на рассвете. Сымитировать взлом и ограбление с убийством… Задача сложная, однако посильная, тем более, вся ночь впереди. Не оставить следов — плевая задача длятого, кто знает, что такое «криминалистика» и отпечатки пальцев.
Елена повернула в уме эту мысль, как зловещее и красивое насекомое, покрутила так и сяк, затем опомнилась, бросила в ужасе. Да что же это с ней… Почти задумалась над тем, как бы половчее зарезать трех вполне достойных людей, от которых видела только добро.
Елена сжала кулаки с такой силой, что коротко стриженые ногти впились в ладони мало не до крови. Боль отрезвила, позволила окончательно вымести гнусные побуждения словно веником.
— Но вот в чем беда… я не юстициарий Старой Империи, — пробормотал, почти прошептал юрист. — Я стар, я боюсь и ценю жизнь. Забавно… никакой ведь я теперь не правовед. Я просто…
Он умолк, будто не в силах выговорить скверное, роковое слово. И все же сказал:
— Я просто интриган. Интриган, который готов вымаливать позволение жить у тех, для кого Закон лишь смешные черточки на пергаменте… Се достойный итог долгой жизни. Что же до тебя…
Он повернулся к Елене, вроде бы решительно, энергично, распрямившись, как в суде, под пристальными взглядами недоброжелателей и противников. Но все же будто надломился некий глубинный стержень, в словах и жестах правоведа чувствовались сила и уверенность, но вымученные, как нездоровая, больная энергия, гальванизирующая труп. Внезапно юрист нахмурился, будто его посетила новая и неожиданная мысль, неприятная и требующая реакции.
— Хм… — пробормотал он. — А об этом я не подумал, — впрочем, думал мэтр недолго и решительно приговорил. — Уходи.
— Ч-что? — спросила недоуменная женщина.
— Считай, я тебя увольняю. Получишь денег как за месяц службы.
— Но прием… платье?
— Платье оплачу, как договаривались. На прием сопроводишь. Засим все. Больше ты у меня не служишь. Уходи.
Она ушла, путаясь в собственных ногах, молча и не оборачиваясь. Ульпиан проводил ее взглядом, подождал, когда внизу громко стукнет засов. Затем в пару долгих глотков опустошил кувшин и постоял, держась за сердце.
— Какой прецедент пропадает, — опечалился он в никуда и сел обратно в кресло, повернув его к разогретому камину. Но даже горячие угли не могли согреть Ульпиана в эту ночь.
_________________________
Фактически Елена воспроизвела типичную “раковую” операцию XIX века и типичное же последствие.
Для понимания того, что такое настоящее семейное насилие и неравенство можно почитать, например, «Повседневные практики насилия: супружеское насилие в русских семьях XVIII века» М.Г. Муравьевой, «Социальная история». 2013. Выпуск 1 (есть в сети).
«Бабьи стоны» Якова Лудмера, «Юридический вестник» 1884 год, № 11 (увы, в сети ходят лишь отдельные цитаты, целиком текст не выкладывался).
«Жизнь "Ивана". Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний» Ольги Семеновой-Тян-Шанской. Крайне познавательно в плане бытоописания дореволюционной деревни.
Еще в плане интересной литературы о женской доле можно почитать «На заре жизни» Елизаветы Водовозовой, мемуары о быте мелкопоместного дворянства и о Смольном институте благородных девиц XIX века.
Глава 20
За день до приема Елена проснулась от того, что ее кто-то тронул за руку. Сон выдался тревожный, сумрачный, на него еще легло внезапное действие, и женщина спросонок едва не заколола Витору. Как всякий приличный человек Елена держала нож поблизости даже во сне, хотя и не клала его под подушку. Девчонка жалобно вскрикнула, закрываясь, и выронила пакет, похожий на бандероль с сургучной печатью.
— Чтоб тебя, — чертыхнулась Елена, откладывая нож. — Не делай так больше!
Витора еще пару мгновений жалась в комок, ожидая, не станут ли ее бить, затем выпрямилась, насколько это было возможно. Добросовестно попыталась изобразить что-то вроде реверанса и прошептала:
— Как прикажет госпожа.