Читаем Дворцовая и Сенатская площади, Адмиралтейство, Сенат, Синод. Прогулки по Петербургу полностью

Последнюю попытку предотвратить трагедию предприняла накануне 9 января делегация петербургской интеллигенции — К. К. Арсеньев, Н. Ф. Анненский, А. В. Пешехонов, И. В. Гессен, В. А. Мякотин, В. И. Семевский, М. Горький, Е. И. Кедрин, Н. И. Кареев и рабочий Д. В. Кузин. Они пришли к министру внутренних дел князю П. Д. Святополк-Мирскому предупредить, что манифестация будет мирной и необходимо избежать насилия, но делегатам сказали, что министра нет дома. Тогда они направились к председателю Комитета министров графу С. Ю. Витте. Тот заявил, что государь все знает, и направил их снова к Святополк-Мирскому. Очередная попытка предотвратить жесткий вариант дальнейшего развития событий не встретила со стороны властей положительного отклика.

Вечером 8 января состоялось заседание правительства, на котором присутствовали министр внутренних дел П. Д. Святополк-Мирский, министр юстиции Н. В. Муравьев, министр финансов

B. Н. Коковцев, товарищ министра финансов В. И. Тимирязев, товарищ министра внутренних дел П. Н. Дурново, директор департамента полиции А. А. Лопухин, петербургский градоначальник И. А. Фуллон и начальник войск гвардии и Санкт-Петербургского военного округа Н. Ф. Мешетич. На этом заседании решили не допускать рабочих до Дворцовой площади, выставив на их пути вооруженные воинские заставы. Часть войск, если рабочим все же удастся добраться до Зимнего дворца, следовало разместить прямо на Дворцовой площади. Общее командование войсками было возложено на командующего Гвардейским корпусом князя C. И. Васильчикова. В ближайшем окружении Николая II жесткое решение вопроса с шествием рабочих активно поддержали его дяди — великие князья Владимир Александрович и Сергей Александрович.


Великий князь Владимир Александрович


Император Николай II Александрович


Великий князь Сергей Александрович


Утром 9 января в разных местах на рабочих окраинах Петербурга собралось по разным оценкам от 115 до 200 тысяч человек, которые колоннами двинулись к центру города. Гапон возглавил колонну, начавшую движение от Нарвского отделения Собрания, располагавшегося на Петергофском шоссе. Ее шествие представляло собой что-то вроде крестного хода. Во главе колонны несли хоругви, крест, иконы и портреты царя. Люди шли без шапок и пели «Спаси, Господи, люди Твоя». Но они не знали, что царя во дворце и вообще в городе нет.

За день до этого Николай II покинул Петербург, уехав в Царское Село. Причем причиной этого стало вовсе не предполагавшееся шествие. О нем царь, скорее всего, вообще особо не задумывался. Просто 7 января, во время обряда Водосвятия, проходившего на Неве около Зимнего дворца, неподалеку разорвался выпущенный с бастиона Петропавловской крепости снаряд. Церемонию сопровождали холостые залпы крепостных орудий, и произошедший боевой выстрел, как показало расследование, оказался случаен, но взрывом снаряда убило одного из солдат, фамилия которого — Романов. Император счел все это плохим знаком и покинул город.

К встрече рабочих колонн власти были готовы. К утру на мостах через Неву и Обводный канал, у Московской заставы и Нарвских ворот, на Невском проспекте, на Знаменской и Дворцовой площадях и в других местах было сосредоточено более 30 тысяч солдат. Колонну, возглавляемую Гапоном, у Нарвских ворот встретили две роты 93-го пехотного Иркутского полка и эскадрон конных гренадер.

Подошедшую колонну первыми атаковали конные гренадеры. Появились первые раненые, но люди продолжали движение. Тогда солдаты произвели по рабочим пять ружейных залпов, после чего толпа обратилась в бегство. На мостовой осталось около 40 убитых и раненых. Гапона, получившего легкое ранение в руку, увел с места расстрела эсер П. М. Рутенберг. Его остригли, переодели в светскую одежду и спрятали сначала на квартире М. Горького, а затем у филолога Ф. Д. Батюшкова.

Наиболее значительные силы правительство стянуло на Дворцовую площадь — два батальона Павловского полка, три роты Преображенского полка, Кавалергардский полк, Конный полк, две сотни Казачьего полка. Одна шеренга солдат перегородила Дворцовый мост, а другая выстроилась стеной от здания Главного сада до ограды сада у западного фасада дворца.

К 12 часам на площади начали собираться рабочие, которые подходили сюда по одному или мелкими группами, потому их выставленные заставы и не переняли. Спустя два часа скопилось уже более двух тысяч человек. Кроме рабочих, было много просто любопытствующих. Деревья Александровского сада, словно воробьи, облепили рассевшиеся на ветках мальчишки. Напряжение среди собравшихся возрастало, поскольку пробравшиеся через солдатские кордоны рабочие рассказывали о многих убитых и раненых.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура