Не смешно было только самому Балакиреву. Это была его работа, служба, тяжелая и порой опасная. В одном из «Анекдотов» о Балакиреве шут, спасаясь от рассердившегося на его каламбуры Петра I, прячется под шлейфом платья царицы Екатерины. Это значит, что слово — единственное оружие шута — дало осечку. Шутка была не понята, старинное правило прощения шута — «на дураке нет взыску» — не сработало, и знаменитая дубинка грозного царя нависла над его головой. Так было и потом — шутить возле Бирона было опасно. Поэтому, когда в 1740 году умерла императрица Анна, Балакирев выпросился в свою рязанскую деревню и провел там, в тиши и покое, остаток жизни — двадцать лет. Более мрачного и неразговорчивого соседа окрестные помещики в своей жизни не видали — свое Балакирев уже отшутил.
«Мешочек смелости» за пазухой: Алексей Черкасский
В тяжелые времена реформ и переворотов особенно трудно удержаться на вершине власти и почти невозможно дожить без опалы и отставки до естественной кончины в собственной постели. Еще труднее до самого конца быть «в милости», оставаться окруженным официальным почетом, приободренным неизменной лаской государя. К числу таких редких счастливцев русской истории относится князь Алексей Михайлович Черкасский. Многие современники видели в нем лишь ленивца и глупца, который делал карьеру благодаря удачному стечению обстоятельств да умению ловко дремать с открытыми глазами на бесчисленных заседаниях.
Черкасского из-за особой тучности называли «телом» правительства, тогда как «душой» считали других — более честолюбивых, ловких, пронырливых, вроде Петра Шафирова, или потом, уже при Анне Иоанновне, фельдмаршала Миниха, Андрея Остермана или Артемия Волынского. Но они, эти ловкачи, вдруг куда-то исчезали, проваливались, всходили на эшафот, ехали не по своей воле в Сибирь, а «глупый» Черкасский из года в год неизменно и невозмутимо вел заседания государственных учреждений, пересидев всех своих друзей и недругов, да еще пятерых самодержцев.
Первое, о чем обычно пишут современники и биографы Черкасского, так это о его фантастическом богатстве. Действительно, он был богатейшим человеком России, владельцем поместий величиной с иные европейские державы с десятками тысяч крепостных крестьян. Современники и потомки суровы к Черкасскому. В нем они обычно не видят никаких достоинств. Жена английского посланника леди Рондо в 1737 году с юмором изображала весьма комическую фигуру нашего героя: «Князь Черкасский, русский, персона значительная во многих отношениях. Прежде всего (и, по мнению многих, самое важное), он очень богат: владеет тридцатью тысячами глав семейств, как рабами, и наследница — его единственная дочь. Затем — фигура князя, которая в ширину несколько больше, чем в высоту, его голова, очень большая, склоняется к левому плечу, а живот, тоже большой — направо. Его ноги, очень короткие, всегда обуты в сапоги, даже на придворных приемах по случаю больших праздников. Но и, наконец, он знаменит своей молчаливостью… он наверняка не станет утруждать себя делами, не будет мешать кабинету своим красноречием».
Язвительный князь M. М. Щербатов (автор скандальной книги «О повреждении нравов в России») в облике Черкасского, напротив, ничего юмористического не усмотрел: «Сей человек — весьма посредственный разумом своим, ленив, незнающ в делах и, одним словом, таскающий, а не носящий имя свое и гордящийся единым своим богатством… Одежды его наносили ему тягость от злата и сребра». Черкасский гордился и своим невероятным хлебосольством, истинно русской щедростью. Да еще, добавим, — гордился родством. Сын боярина, он происходил из ханов Кабарды, его род был связан узами со знатнейшими фамилиями России и даже с династией Романовых. Сам Алексей Михайлович был женат первым браком на двоюродной сестре Петра Великого, Агра-фене Львовне Нарышкиной — дочери боярина Льва Кирилловича Нарышкина. После ее смерти супругой князя стала Мария Юрьевна Трубецкая — сестра знатнейшего вельможи, фельдмаршала и боярина князя И. Ю. Трубецкого.
Умственные и деловые качества Черкасского современники ценили так низко, что считали излишним даже обсуждать их. Герцог Бирон — фактический правитель России при Анне Иоанновне — жаловался своему знакомому на трудности в ведении государственных дел: «Остерман уже 6 месяцев лежит в постеле. Князя Черкасского вы знаете, а между тем все должно идти своим чередом».
И все же не будем спешить: ни богатство, ни знатность, ни родство, ни тучность, ни тем более глупость обычно не спасали людей от опалы, гнева или недовольства самодержца. В личности непотопляемого князя Черкасского есть своя загадка. Для начала приметим, что с юношеских лет он занимался государственными делами вместе с отцом — тобольским воеводой, боярином князем Михаилом Яковлевичем, и, замещая отца, как второй воевода управлял Сибирью — краем огромным и неспокойным.