Двуглавый орел

Но, как я понимаю, подобные чувства испытывали не все. Даже спустя годы после войны многие из выживших — итальянцы, австрийцы, бывшие австрийцы — продолжали возвращаться на те опустошённые холмы и целые дни блуждали среди рядов ржавой колючей проволоки и обваливающихся окопов. Они и сами не понимали, чего ищут — то ли товарищей, оставшихся здесь, то ли собственную украденную молодость, а может, искупление вины, поскольку, в отличие от многих других, выбрались оттуда живыми.

Одним из таких печальных живых призраков стал младший брат Мейерхофера, воевавший на Карсо во время частых боёв 1916-1917 годов, двадцатилетний лейтенант фельдъегерского батальона, попавший в армию прямо из школы. Мейерхофер рассказал мне, что брат возвращался туда каждый год и прошлым летом погиб от взрыва недалеко от Кастаньевиццы — по словам карабинеров, развёл костёр в долине на том месте, где в земле лежал старый артиллерийский снаряд.

Он, как и я, был фотографом-любителем, и Мейерхофер, приехав в Вену, собирался передать альбом фотографий брата музею военной истории в Арсенале. В гостиничном номере он показал мне этот альбом. Многие фотографии были сделаны спустя годы после войны, когда режим Муссолини установил на Карсо множество военных мемориалов, увековечивавших не столько память мёртвых, сколько величие былых сражений.

Но на одной из фотографий оказался неофициальный памятник, возведённый самими участниками сражения прямо на поле боя. Думаю, это фото сделали вскоре после разгрома при Капоретто, где за полдня итальянская армия оставила на Карсо всё, что ценой полумиллиона жизней захватила за два года. Фотография была подписана просто: "Фажти-Хриб, осень 1917" и запечатлела пирамиду из двух или трёх десятков черепов, сложенную безо всякого внимания к национальной принадлежности и увенчанную крестом из двух бедренных костей и винтового кола для проволочного ограждения, связанных колючей проволокой.

Не знаю, что стало с этой фотографией. Должно быть, она утеряна, поскольку я никогда не видел её репродукций. И очень жаль. Ведь если бы все военные мемориалы обладали суровой честностью этого простого памятника, возможно, было бы меньше войн и меньше поводов чтить память погибших.

Глава пятнадцатая

Морской летчик

В 1916 году австро-венгерская военно-морская авиабаза Луссин-Пикколо считалась не особенно приятным местом, как, впрочем, и сам остров Луссин-Пикколо, хотя, кажется, когда-то, лет сто назад, он знавал лучшие дни. Как и многие другие наименования в империи Габсбургов, даже здесь, на её самых дальних далматинских окраинах, название города сбивало с толку.

На длинном и узком острове Луссин располагались два поселения — Луссин-Гранде и Луссин-Пикколо. Однако только одно из них, Луссин-Пикколо, напоминало город. Второе, когда-то крупное поселение на другой стороне острова, теперь было просто полуразрушенной рыбацкой деревней с огромной старой церковью, хоть и называлось городом.

Меня озадачило, почему кому-то вообще пришло в голову построить город на этой стороне острова.

Он стоял перед горным массивом Велебит на балканском берегу и подвергался атакам боры, настолько свирепо дувшей здесь зимой, что по прошествии лет всё обращенное к востоку побережье стало выглядеть так, как будто по нему прошлись пескоструйкой при максимальном давлении: любая растительность высыхала под солеными брызгами и песком.

Луссин-Пикколо был типичным островным портовым городком, почти не отличающимся от нескольких десятков других таких же городов на побережье Далмации. Несколько веков венецианского правления придали им всем характерный одинаковый облик.

С привычной большой барочно-византийской церковью с рифленой колокольней; с расположенными вдоль реки одинаковыми рядами палаццо с осыпающейся желтой штукатуркой, в прошлом в них жили династии судовладельцев, сделавшие город важным портом в эпоху парусного флота, но дворцы давно стали просто мавзолеями, населенными парочкой дряхлых представителей старинных аристократических семей. Иногда жильцов видели рано утром по пути на мессу: высушенная донна Карлотта и донна Лугарециа, хромающие в мантильях из черного кружева, а за ними плетутся такие же древние служанки, несущие молитвенники до одной из пяти похожих на сарай церквей, где стены покрыты мемориальными табличками поколений Козулишес и Тарабокьяс, пропавших в море.

Когда-то в Луссин-Пикколо была и своя морская академия, и могущественная гильдия судовладельцев. Но железные пароходы и Суэцкий канал окончательно разорили эту местность, и она давно уже погрузилась в глубокую нищету, чуть смягчившуюся только в начале века, когда эрцгерцог Карл Стефан построил здесь виллу, и Луссин-Пикколо стал известен как последнее австрийское побережье Далмации, курорт для захудалой аристократии и чиновников летом и санаторий для инвалидов зимой.