Двуглавый орел

— Ладно, с пятнадцатого века, значит, если уж говорить наверняка, двадцать поколений назад?

Я кивнул.

— Ну вот, я недавно с этим разбирался, тогда теоретически это получается где-то более двух миллионов предков. И только один из них должен был иметь фамилию "Поточник", чтобы передать её мне. И вообще, он не обязательно был славянином — мог бы быть и немцем, похищенным в приграничном набеге и взятым в неволю хорватами. У меня нет ни малейшего сомнения, что я чистокровный германец.

— Понятно. Тогда где же именно моё место в этом крестовом походе Великого Немецкого Рейха? Всё-таки, по отцу я чех, а по матери — поляк, и, как вы сами слышите, до сих пор говорю по-немецки с акцентом.

— Ну, раз уж вы меня спрашиваете, я сказал бы, что став австрийским офицером, вы автоматически отдали свой голос за германскую культуру.

— Я понял. А вы мне позволите быть к ней причастным?

— Конечно, быть немцем — это не только вопрос крови и почвы, но и культуры. Римляне — самые первые немцы (кстати, я недавно прочёл об этом книгу) — никогда не были против того, чтобы варвары становились римскими гражданами, после того как предоставляли достаточные доказательства своей преданности. Пограничным народам вроде чехов и поляков после войны будет предложен выбор: стать частью Немецкого Рейха или немецкими протекторатами за его пределами. Или, если вас не устраивает ни одна из этих альтернатив, то убраться подальше и присоединиться к вашим славянским братьям за Уралом.

— И вы думаете, они добровольно примут такой выбор?

— Я в этом не сомневаюсь. Посмотрите на всех этих чехов в австро-венгерской армии, они недавно двумя руками голосовали за Россию. Что касается остальных, не думаю, что у них есть большой выбор. Разве британцы спрашивали когда-нибудь у народов Индии, хотят ли те быть частью Британской империи? Признак по-настоящему сильной нации — то, что при решении этих вопросов ей не нужны урны для голосования. Англичане и французы заинтересовались демократией только тогда, когда силой захватили всё, что хотели.

— Но неужели, Поточник, вы не заметили, что в этом пангерманском крестовом походе некоторые лучшие наши воины — славяне? Взгляните на боснийцев, например. Или на словенцев — сомневаюсь, что во всей империи вы найдёте более храбрый и преданный народ.

Он усмехнулся.

— Храбрый и преданный! Если бы вы их видели в Правницах, во время того "гимназического дела", они бы вам, уж конечно, не показались особенно храбрыми и преданными. Это же совершенно замечательная наглость — глупый маленький народец, этнографический пережиток, без литературы, истории, без собственной культуры, оспаривающий права ведущей мировой нации. Полный абсурд. Нет такого народа — словенцы, а их язык — мошенничество, обезьянья трескотня, которую сделал похожей на человеческий язык епископ, говоривший на немецком — обращённый еврей, кстати — чтобы создать врагов Германии и держать её под каблуком у Рима. Словенская нация, ещё чего — их и миллиона нет, они не что иное, как толпа неграмотных мужланов в фетровых шляпах и дурацких костюмах. Им претендовать на равенство с народом Гёте, Шиллера и Бетховена — всё равно что воробью равняться с орлом. Дарвин доказал, что в природе нет равенства, есть только сильные и слабые.

— Должен ли я понимать так, что вы предлагаете расстрелять всех словенцев, как только мы выиграем войну? Это кажется довольно-таки паршивой благодарностью после того, как они за нас сражались.

— Конечно, нет: так называемые словенцы продолжат существовать сколько угодно. Но без равенства в немецкоязычных областях, это наверняка, и с немецким языком как обязательным предметом во всех школах с самого низкого уровня.

— Думаете, они будут этому рады? Вы о них говорите, будто о колонии в Африке.

— Возможно, так и есть. Если они в конечном счете вольются в Германию, то, откровенно говоря, мы сделаем для них доброе дело. Если честно, Прохазка, у этих малых народов нет будущего: у словенцев, чехов и остальных. Они существуют так долго, потому что империи Габсбургов удалось продержаться почти столетие. С этого момента будут учитываться крупные нации, война демонстрирует это как нельзя лучше. Жестоко поглотить их в Великой Германии? Гораздо хуже для них, в конечном счете, если мы этого не сделаем, ведь итальянцы так и ждут, чтобы их проглотить. Мы открываем им современный мир, заставляя догонять остальную часть Европы после тысячи лет дремоты. Это наша германская миссия: подталкивать отсталые народы в двадцатый век. "Deutsche Wesen soll die Welt genesen"— немецкий характер должен исцелить мир.

На следующее утро в канцелярии на лётном поле Капровидзы наконец-то зазвонил телефон. Мы были готовы к новому эксперименту в наведении артиллерии по радио с воздуха. До высшего командования дошли новости о нашем успехе в Монтенеро в начале августа, и планировалась новая операция, чтобы ослабить натиск на наши войска в Карсо.