Двуглавый орел

Наследник сочувственно выслушал, кивая и повторяя: "да, да". Похоже, выражение озабоченности отпечаталось на его лице еще в материнской утробе. Он подвел итог разговору, заметив, что, по его мнению, была совершена несправедливость, затем пожал мне руку на прощание и перешел к цугфюреру Тотту.

Я знал — отныне и до конца моих дней командный состав габсбургской армии будет относиться ко мне с подозрением. Обращение через голову непосредственного начальника и жалоба его руководителю — едва ли не самое отвратительное преступление против негласных законов воинской службы.

Иногда так можно поступить, но лишь в самой тяжёлой, экстремальной ситуации и с пониманием, что к жалобщику до конца жизни будут относиться недоверчиво. И вот я, младший морской офицер, совершил самое грубое нарушение приличий, обратившись к человеку, столь близкому к вершине. Вряд ли я мог бы совершить более возмутительный поступок, разве что пожаловаться самому императору.

И причем пожаловался совершенно напрасно — из своего опыта общения с членами королевской семьи я прекрасно знал, что он, вероятно, тут же забыл об этом.

Престолонаследник много говорил с Тоттом на венгерском. Позже я спросил его на латыни о том, что сказал эрцгерцог. Тотт ответил, что не имеет ни малейшего представления — он думал, что наследник пытался говорить на венгерском, но совсем не был в этом уверен.

Но, по крайней мере, в этот день на мрачной маленькой площади Хайденшафта было и кое-что яркое. В приказах по поводу встречи говорилось, что мы можем привести с собой членов семьи. Что ж, ближайшие члены моей семьи находились в Вене.

Но не у цугфюрера Тотта — вместе с ним пришла его словенская подруга, очаровательная Магдалена. Она прекрасно выглядела в своей праздничной национальной одежде — лучшее платье, корсаж со шнуровкой, да ещё кружевная шляпка на голове и цветные ленты в волосах.

В предписании говорилось: "Женщины в нарядной одежде или национальных костюмах", и глядя на неё, я искренне радовался, что она выбрала последнее, получился восхитительный всплеск радости и цвета посреди однообразия серой военной формы, как зимородок посреди стаи городских воробьёв. Позже ее представили эрцгерцогу, и, сделав самый изящный реверанс, она разумно и уверенно ответила по-немецки на его вопросы.

Эрцгерцог перешёл к кому-то другому, а его место немедленно занял долговязый и аристократичный молодой адъютант с похожими на зубную щётку усами и дурацкой ухмылкой — главный штабсгауптман, князь фон-и-цу Штайер-Вюрмишгартен и Ротенфелс или что-то вроде того.

Он полностью проигнорировал Тотта, вынужденного стоять перед ним навытяжку, как рядовой. Однако, похоже, заинтересовался юной Магдаленой, даже предложил повезти её на прогулку в своём автомобиле, а после — может быть, лёгкий ужин, он знает один отель в Марбурге?

Я наблюдал, затаив дыхание — нападение на офицера в военное время каралось смертной казнью. Но мне не стоило беспокоиться — Магдалена любезно улыбнулась и звонким голосом объявила:

— Да, ваша светлость, я лишь простая деревенская девушка, а вы — князь. Но боюсь, ваша светлость, вы смотрели слишком много оперетт — мы, простые деревенские девушки, не так просты, как когда-то. Но если ваша светлость жаждет общения с местными юными дамами, я могу предложить вам адрес очень милых девушек.

Князь выглядел разочарованным. Но, как настоящий солдат, он, кажется, признал эту неудачу и был готов удовольствоваться вторым сортом. Поэтому, прежде чем откланяться и покинуть нас, должным образом занес в блокнот этот адрес. Когда он отошёл подальше, я спросил:

— Могу я поинтересоваться, Gnädiges Fräulein, что за адрес вы ему дали?

Она очаровательно хихикнула.

— Задний вход унтер-офицерского публичного дома на виа Гориция. Должно быть, когда появится его автомобиль, там будет настоящий переполох. Надеюсь, он получит удовольствие.

Она повернулась к Тотту, взяла его под руку и подтолкнула локтем в бок.

— Quod dices, O Zolli? Princeps maxime fatuus est, non verum?

Что значило "Что скажешь, Золли? Этот князь полный кретин, да?

Должен сказать, я был этим несколько шокирован, хотя и исполнен определённого восхищения. От воспитанной в монастыре деревенской девушки из Словении я не ожидал бы даже знания о самом существовании таких мест, как армейские бордели, не говоря уже об их адресах.

После приема мы с Тоттом пошли повидаться с медиком в Хайденшафте. Мы оба страдали от болей в груди и тошноты. Глаза покраснели и воспалились, а Тотт еще и страдал от сыпи на шее.

Медик диагностировал последствия отравления ядовитым газом и дал каждому из нас предписание на незамедлительный двухнедельный отпуск, дабы уехать куда-нибудь на чистый воздух. Доктор сказал, что это скоро пройдёт — он считал, что это некая производная фосгена, и по-видимому, нужно вдохнуть довольно много фосгена, чтобы надолго им отравиться — но рекомендовал нам обоим на некоторое время держаться подальше от фронта.