Двуглавый орел

В общем, его биография выглядела весьма внушительно. По его собственным словам, майор ди Каррачоло пылал страстным желанием вычистить Габсбургского орла из остававшихся разобщёнными с Италией Триеста и Далмации, а также из Южного Тироля. У него не было к нам личной неприязни, заверял он швейцарского журналиста. "Австрийцы — храбрые и решительные воины, — сказал он, — но они плохо организованы и не слишком хорошо экипированы, а теперь к тому же остались в меньшинстве. Думаю, могу обещать им горячие деньки, когда за дело возьмётся эскадрилья 64а".

Некоторые наши молодые офицеры отнеслись к статье пренебрежительно, как к пустому бахвальству итальянца, но я нисколько не сомневался, что майор так же хорош в деле, как и на словах. Я надеялся, что до тех пор, пока я летаю на "Бранденбургере", мы с ним никогда не встретимся в воздухе.

Однако нам суждено было встретиться, и гораздо раньше, чем я предполагал. После целой недели тумана и дождей день 21 сентября выдался солнечным, хотя с запада и набегали небольшие облака. Четыре "Бранденбургера", нагруженных горючим и бомбами, с хлюпаньем преодолели полузатопленное лётное поле Капровидзы и тяжело поднялись в небо.

Мы медленно набирали высоту — аэропланы не только несли тяжелый груз, но пропитались влагой и застоялись за эти несколько недель под дождём и туманом на лётном поле. Наконец, мы оказались почти над линией окопов, восточнее Гёрца и, продолжая подниматься вверх, выстроились в боевой порядок. Нам следовало лететь в форме ромба, с дистанцией примерно в пятьдесят метров. Ведущим назначили аэроплан оберлейтенанта Поточника, Тотт и я — на правом фланге, новый офицер, лейтенант Донхани, на левом. Замыкающий аэроплан вёл штабсфельдфебель Зверчковски с лейтенантом Суборичем в качестве наблюдателя.

Строй в форме ромба был нужен для того, чтобы аэропланы не потерялись, сбившись с курса. Кроме того, мы надеялись, что сможем оказывать друг другу огневую поддержку, если нас будут преследовать итальянцы. Вышло так, что им и не понадобилось гнаться за нами — они уже ждали нас с того момента, как мы пересекли границу, кружась на высоте тысячи метров над нами и выбирая удобную позицию, чтобы лучше использовать солнце.

Всё произошло так быстро — наши тени, как призраки, скользили над белыми облаками, лежащими в пяти сотнях метров под нами, и тут сверху, со стороны ослепительно яркого солнца, на нас стремительно ринулись шесть или семь чёрных точек. Мы оказались в меньшинстве, и единственная надежда на спасение была внутри облаков. Я развернулся, взвёл пулемёт и увидел, как аэроплан Поточника качнул крыльями, призывая нас следовать за ним, а потом направился вниз и нырнул в белый пух облака.

Но "Ньюпоры" нас опередили — прежде чем мы успели спрятаться, два оказались под нами, чтобы подстрелить, если мы попытаемся пикировать. Первой жертвой стал аэроплан Донхани. Я развернулся и, поспешно прицелившись, дал пару очередей, пытаясь помешать "Ньюпору" пристроиться в хвост Донхани. И тут мой Шварцлозе заклинило. Я открыл затвор и неуклюжими руками в толстых перчатках постарался устранить неисправность.

Мне это удалось, но помочь Донхани я уже не успел — слишком поздно: из кожуха двигателя "Бранденбургера" внезапно вырвалось оранжевое пламя. Больше мы не могли ничего сделать, только беспомощно наблюдать, как аэроплан, охваченный огнём, завалился на правый борт и ушёл в облако, оставив за собой плывущий в воздухе шлейф жирного чёрного дыма.

Но времени, чтобы просто смотреть, не оставалось, и я развернул пулемёт на итальянца, приближавшегося со стороны правого борта. По пути он стрелял по нам, но Тотту как-то удалось резким рывком свернуть в сторону и нырнуть в облако — как раз в тот момент, когда наш двигатель чихнул и начал глохнуть. Я подумал, что пуля перебила топливный насос, но это уже не имело значения — мы снижались сквозь липкую влажную муть, с захлёбывающимся из последних сил двигателем. Спустя полминуты, к тому времени, как мы вышли из облака снизу, двигателю пришёл конец, ветер устрашающе выл в расчалках аэроплана, пропеллер вхолостую крутился в воздушном потоке. В этой внезапной наступившей напряжённой тишине я впервые услышал шум моторов других аэропланов и сухой треск выстрелов над нами.

Мы снова вышли из облака на свет, и я с опаской огляделся вокруг. И никого не увидел. Наверное, итальянцы ринулись в погоню за Поточником и Суборичем. Я посмотрел вниз, пытаясь сориентироваться. Я сразу заметил знакомый контур Гёрца прямо под нами.

"Что ж, — подумал я, — раз уж итальянцы напали на нас при пересечении линии фронта, то у калек хотя бы есть какой-то шанс доползти до дома". Я дал сигнал Тотту поворачивать назад, к линии фронта, потом подтащил две бомбы к борту кабины и сбросил. Если бы нам удалось избежать внимания итальянских истребителей и зенитных батарей, мы могли бы вернуться обратно.