Двух дорог пересеченье (СИ)

Зашелестели юбки — Наташа несла лечебное питьё в руках, стараясь не расплескать.

— Вот, выпейте. Завтрак скоро принесут.

Она подошла к нему и помогла, придержав голову, осушить стакан до дна.

— Спасибо, — поблагодарил он, чувствуя себя непривычно, поскольку никто раньше о нём так не заботился. Разве что матушка в далёком-далёком детстве. — Я ведь не спросил у вас, хотя должен был с самого начала: сами-то вы как?

— В порядке, — отмахнулась Натали, присаживаясь к нему на кровать.

— Щека сильно болит? Этот негодяй влепил вам от души.

— Не страшно. Ваша рана гораздо больше меня тревожит. А щека через несколько дней непременно пройдёт. Пока можно не тратиться на румяна.

Улыбаясь Владимиру, она невольно коснулась пальцами своего лица.

— Вы спасли мне жизнь. Не думайте, что я этого не понимаю. Я был на войне и успел понавидаться смертельно раненных товарищей. От потери крови или от занесённой инфекции я вполне мог отдать Богу душу.

— Видимо, здесь, на земле, вы пока гораздо нужнее, чем на небе. И письмо со своей последней волей, которое вы написали Михаилу, надеюсь, никогда не потребуется.

— Вы были просто на высоте во время вчерашней схватки, — заключил он, улыбаясь в ответ. Боль потихоньку отступала. — Как мастерски выстрелили из револьвера, попав в руку главарю шайки! Воистину, может быть государю стоит задуматься над тем, чтобы принимать в армию женщин?

— Это возможно лишь в том случае, если рядом с ними будут столь же великолепные учителя, как вы! Право слово, если бы не давешний урок стрельбы, то ничего бы не было. Мне понравилось учиться у вас.

— Никогда не считал себя толковым учителем, — скромно ответил Корф.

— И совершенно зря.

Оба умолкли, испытывая неловкость, всякий раз, пересекаясь взглядами.

— Владимир, я должна вам ещё кое-что сказать, — подала голос Натали, набравшись храбрости. — Только вот что: если вы рассердитесь, то пообещайте, что ругать станете меня, а не Варвару и остальных обитателей вашего дома.

— Варвара накормила вас отвратительно приготовленным ужином? — предположил Корф. — Или таки разошлась и стукнула моего Алёшку? Ведь столько раз грозилась проучить его, негодника. А у нашей Вари тяжёлая рука.

— Нет. Готовит Варя очень вкусно. И лупить — никого не лупила. Она поселила меня в комнатах, где когда-то жила ваша мама.

— И как они вам? Там, между прочим, прекрасная спальня, ночевать в которой было бы гораздо удобнее, чем здесь, на узкой кушетке.

— Они очень красивые. Так вы не рассержены? — растерялась Наташа.

Владимир отрицательно помотал головой:

— Лучше скажите, как мой сын? Он знает о моём ранении?

— Мы сообщили ему, что вы немного приболели, но не стали сильно вдаваться в подробности, дабы не испугать. И ещё я пообещала Ване, что он сможет повидаться с вами, как только вы очнётесь. Всё правильно?

Корф опять ответил Наташе молчаливым кивком. Неужели он не прогоняет её? И даже не стал ругать ни за какие самовольства с чьей бы то ни было стороны. Удивительно! Столь спокойное поведение, предупредительность, добрый юмор и смирение потянули к нему Натали. Всё больше и больше хотелось ей что-то делать для него, быть подле, помогать, насколько это посильно.

— Знаете, вашу рану надобно проверить, поэтому извольте-ка мне её показать, пока Варя готовит нам завтрак, — попросила княжна.

— А разве доктор не приедет?

— Приедет. Только он может явиться и утром, и днём, и вечером. А вот если у вас открылось кровотечение — помощь нужна незамедлительно.

— И, видимо, спорить с вами — бесполезно, — заключил он.

«Так-то лучше, — сказала про себя Наташа, моя руки перед тем, как осмотреть рану, и искоса поглядывая на Корфа. — Спорьте сколько хотите, Владимир Иванович, однако я всё равно буду продолжать заботиться о вас, коли не гоните меня прочь восвояси!»

— Расстегните рубашку, — велела она, подходя к нему вновь. — Или, если вам тяжело, я могу сделать это сама.

— Я не настолько слаб и беспомощен, — Владимир послушно откинул одеяло и принялся расстегивать пуговицы. — К слову, меня не покидает ощущение déjà vu — не находите?

Репнина догадалась, на что намекает её больной.

— Да уж, промывать ваши раны и делать перевязки входит у меня в привычку. Правда, в прошлый раз я была крайне рассержена на вас за ту нелепую дуэль.

— Я вел себя как истинный слепец, гордец и самовлюблённый дурак.

— И с этим, с вашего позволения, не могу не согласиться.

Наташа склонилась над повязкой, сделанной вчера доктором Штерном. Признаков кровотечения не было, однако, чтобы удостовериться наверняка, надо бы посмотреть сами швы.

— Будет немного больно, — предупредила она, развязывая ткань и снимая бинты.

— Ничего, я потерплю, — ответил он, наблюдая за её плавными, бережными движениями.

Избавившись от бинтов, Репнина внимательно осмотрела свежие швы.

— Крови нет, воспаления нет. На вид всё просто замечательно, — подвела итог она, беря чистый бинт. — Сделаю вам новую повязку до прихода доктора. А там уж Илья Петрович пусть снова вас осмотрит.