Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним

Якуты, особливо бедные, очень неопрятны; зимою в Юртах своих держат рогатый скот, a по сему можно судить о запахе в домах их. Летом делают они ступы из коровьего кала, a зимою облив внутренность оных водою и дав ей замерзнуть, толкут в таковой посуде сосновую кору, употребляемую ими в пищу.

Народ сей и сейчас еще сохранил некоторые свои странные обычаи, например: якут, бывший в отлучке, входя в юрту свою ни с кем ее здоровается, Но садится как будто незнакомый; жена сварит ему есть и потчует как гостя; a поевши уже хорошенько, он делается хозяином дома, Деверь в присутствии невестки, непременно должен быть в шапке иначе ее и себя обесчестит. Если он сидел в Юрте без шапки, то надевает оную когда невестка входит. Якуты верят колдунам своим, или Шаманам, которые отправляют скрытным образом суеверные обряды, ибо священники узнав о том, представляют колдунов сих к суду. Якуты однако и ныне верят им и боятся их. Иногда Шаман, через год или некоторое время по смерти какого-нибудь Якута приносит в дом его наряженную статую и сказывает, что это покойник, требующий корову, или звериных мехов, или тому подобное; который переест всех в случае отказа. Трусливые люди сии дают все требуемое, что Шаман и уносит вместе с статуею. Якуты рассказывают чудеса про колдунов своих и между прочим и про некоего Качината, что он будто протыкал насквозь себя несколько ножей; отнимал у людей руки и вешал оные на деревья, ни мало не причиняя тем боли, что когда в дороге случался недостаток в пище, то он спрашивал товарищей, хотят ли они что-нибудь поесть? и тогда, прокричав некоторые слова, растворял руки, в которые обыкновенно падал какой-нибудь лакомый кусок, например часть жирной кобылы, или Симирь с маслом. (Симирем называют кожаный мешок, в котором по дороге возят ундан и сбивающееся само собою масло, или по-якутски Халк. Корове же, или топленое масло, называется Ары). Сей же Качинат предузнавал, сказывают, всегда за два или за три дни, что с ним случится, уверяют еще, будто он сделал деревянную кукушку, поставил ее на дерево, и она три года куковала, то есть до того времени, как Русские сожгли ее и с деревом; что по смерти Качиката, Якуты возле могилы его вырыли яму, положили в нее Шаманское платье, которое три года по вечерам звенело. Словом, сей Качикат, столько наделал чудес, что Якуты боялись его более Боэная; да должно сказать, что многие и из Русских не менее Якутов тому верят.

Когда у Князца их состарится любимая лошадь, то он отпускает ее на волю, но если она и после того проживет еще столько, что начнет зубы ронять, то Князец убивает ее, собирает родных своих и съедает с ними ту лошадь. Обыкновеннее же случается, что для пиршества Князец заколет другую скотину, a любимую лошадь свою похоронит, положив в вырытую близ того места яму, всю принадлежавшую к ней сбрую, как то: седло, узду, переметные сумы, лук со стрелами и пальму. Переметные сумы бывают почти у всякого в дороге; они перекидываются через седло и висят таким образом, что не мешают ни мало седоку. Пальмою называется нож более поваренного, вставленный в деревянный черен, длиною около аршина. Пальму возят обыкновенно для рубки дров.

Когда Якуты увидят на дороге медведя, то снимают шляпы, кланяются ему; величают Тойоном, [4] стариком, дедушкою и другими ласковыми именами. Просят препокорно, что бы он их пропустил; что они не думают трогать его и даже слова худого про него никогда не говорили. Если медведь не убедившись сими просьбами, бросится на лошадей, то будто поневоле начинают стрелять по нему и убив съедают всего с великим торжеством. Между тем делают статуйку изображающую Боэная и кланяются оной. Старший якут становится за деревом и кривляется. Когда Мясо сварится, то едят оное каркая как вороны и приговаривая: не мы, тебя едим, но Тунгусы, или Русские: они и порох делали, и ружья продают; а ты сам знаешь, что мы ничего того делать не умеем. Во все время разговаривают по Русски, или по Тунгуски и ни одного сустава не ломают. Когда же съедят медведя, то собирают кости, завертывают вместе с статуею Боэная в березовую кору, или во что иное, вешают на дерево и говорят: дедушка! Русские (или Тунгусы.) тебя съели, a мы, нашли и косточки, твои прибрали. Из сего обряда можно заключить, сколько Якуты опасаются мщения медведей, или духа оных, даже и по истреблении.

Некоторые Якуты, еще и ныне, сварив в дороге кушанье, поднимают оное на руках, говорят речь к духу того места, ставят потом кушанье, каждый плещет первую ложку в огонь, a потом начинают есть. Якуты всякому месту полагают хозяина, который не Бог и не дьявол, но особый дух.