Двуликий ангелочек

– Это могло быть всем, чем угодно! – ответил он раздраженно. – Я только сомневаюсь теперь: если на левом берегу нет обрыва, то на острове может не оказаться пещеры. Но тогда – что же за план был изображен на картине?

– Я думаю, – сказала я, – если мы ничего не найдем на этой скале, то самое разумное решение – вернуться как можно скорее домой. Вы слышите, Сергей Иванович, не в дольскую гостиницу, а…

– Вот она, пещера! – раздался Ромкин голос, и мы с Сергеем Ивановичем, обгоняя друг друга, бросились к нему. – Нашел!

Чуть дальше к северу, за каменной «хижиной» мы увидели ровное, словно расчищенное от глыб место. На нем росли какие-то диковинные цветы, которые склоняли свои соцветия почти до земли и будто прижимались к грязно-серому камню опоки.

Они образовывали почти ровный круг, окаймленный тоже невесть откуда взявшимся на верхушке скалы бурьяном. В самом центре круга сидел Ромка и махал нам рукой.

– Вот она, здесь! – воскликнул он, когда мы приблизились. – Ее среди цветов и не заметить! Я чуть ногу не сломал – попал ногой прямо в эту дыру. Лаз достаточно широкий, человек свободно проходит.

– Ну вот и она! – вожделенно сказал Сергей Иванович. – Кто первый?

– Пойдем вместе! – сказала я. – Разве важно, кто первый?

– Не знаю, – признался Кряжимский, – но остаток моих дней согревала бы мысль о том, что я первым увидел сокровища Степана Разина.

– В таком случае, вы первым и идите, – сказала я. – Я надеюсь, что в моей жизни найдется что-нибудь еще, чтобы согреть мою старость.

Пока мы забирались на скалу, осматривались и искали вход в пещеру, над Волгой сгустились сумерки. Ясно было, что до утра нам спуститься не удастся. Я не настолько безрассудна, чтобы спускаться в темноте со скалы, на которую мы при дневном свете забрались с трудом.

А поскольку в пещере в любом случае – темно, рассудила я, нет никакого смысла откладывать ее обследование до утра, все равно придется пользоваться фонариками. Так ради чего же терять время? Не так уж мы и устали, чтобы устраиваться на отдых перед входом в пещеру, в которой, вполне вероятно, хранятся сокровища.

Небо над луговым берегом Волги уже совсем потемнело, и далеко у горизонта время от времени вспыхивали зарницы. Обстановка на голой верхушке скалы, несмотря на все наше возбуждение удачной находкой Ромки, складывалась, прямо скажем, жутковатая.

– Если уж верить народным преданиям, – сказала я, пытаясь разрядить гнетущее настроение, которое наваливалось на нас вместе со сгущающейся с каждой минутой темнотой, – то следовало бы дождаться полночи. А потом разыскать среди этих цветов папоротник. Откуда вы знаете, Сергей Иванович, может быть, этот клад заговорен?

Я тут же поняла, что моя попытка пошутить не совсем удачна. Кряжимский посмотрел на меня и сказал вполне серьезно:

– Заговаривали в старину обычно кровью.

– Как это? – спросил Ромка.

– Убивали кого-нибудь на том месте, где клад зарывали, – ответил Кряжимский мрачно. – И найти заговоренный таким образом клад можно было якобы только пролив на том же самом месте безвинную кровь.

– Ну да! – сказала я, чувствуя, что совсем некстати упоминание этих подробностей кладоискательства. – А верный путь к кладу могла указать только Баба Яга, которая превращалась то в кошку, то в большую черную собаку! Прекратите, Сергей Иванович! Или делом будем заниматься, или сказки друг другу рассказывать!

– Ладно, ладно! – тут же согласился Кряжимский. – Веселого и впрямь мало в этих народных преданиях. Полночи ждать, конечно, не будем, да и без невинной крови, я думаю, обойдемся… Ну, так я полез. Давайте веревку.

Он привязал веревку к поясу и сказал:

– Первый раз лезу в пещеру, не приходилось в них бывать. Но читал я о них много. И помню кое-какие рекомендации. Нужно связаться одной веревкой и оставлять на стенах метки, по которым мы сможем найти обратный путь, если, конечно, пещера окажется большой. Судя по лабиринту, изображенному на карте, так оно и есть. И еще – будьте готовы встретить змей и летучих мышей… Ну все, я пошел.

При упоминании о змеях и летучих мышах меня, честно говоря, передернуло, терпеть не могу ни тех ни других, но не отступать же теперь из-за этого.

Кряжимский спустил ноги в пещерный лаз и скрылся в нем. Веревка понемногу разматывалась, а мы с Ромкой следили, как она уползает в темноту, в которой быстро исчез свет его фонаря. Примерно через минуту до нас донесся его приглушенный крик:

– Спускайтесь, здесь есть ступени.

Мы с Ромкой решили не привязываться друг к другу, плохо представляя, как же в ином случае не запутаться в веревке. Я пошла второй, Ромка – следом за мной.

Пещерный ход представлял собой извилистое колено, преодолеть которое можно было только по одному, с трудом протискиваясь между стенами почти в горизонтальном положении. Зато потом стены хода сразу расширялись, и под ногами в свете фонаря я увидела грубые, но, несомненно, выдолбленные в камне человеком ступени.

Кряжимский ждал нас внизу, на небольшой площадке, от которой вел ход еще ниже.

В пещере совсем не холодно, несмотря на опасения Кряжимского, и сухо.