Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

— Хватит, — одними губами прошептал он, не в силах отвести от меня поражённого взгляда. — Хватит, — повторил уже твёрже, но не повышая голоса, хотя по-прежнему сжимал рукоять кинжала и не предпринимал никаких попыток освободить меня от кровавого испытания. Не знаю, впал ли он в кратковременное беспамятство, или мои страдания доставляли ему наслаждение, однако пытка длилась ещё несколько долгих минут, и ни один из нас не решался прервать её. Я теряла кровь.

— Так что если ты намерен и дальше делить постель с другими женщинами, то лучше сразу убей меня. Убей прямо сейчас! — шептала я, словно одержимая, давясь всхлипами, ощущая, как слабеют руки и даже ноги. — Потому что я не в силах больше жить с этой болью. Встречать с ней каждый рассвет. Если мои чувства хоть немного трогают тебя, то пощади меня и убей своей рукой…

— Лекаря сюда! — опомнившись, крикнул Локи. Несколько раз моргнув, точно очнулся от наваждения, он снова обратил на меня взгляд суровых глаз, затем с трудом отпустил рукоять кинжала — казалось, руки у него онемели, подобно моим — и принудил меня разжать похолодевшие пальцы. Клинок выпал из израненной ладони. Не растерявшись, повелитель скинул с плеч рубашку и крепко перетянул мою кисть. И без того алая ткань пошла тёмными пятнами и разводами. Прижав к себе руки, я дрожала, словно очутилась в морозных лесах Йотунхейма. Бог огня смотрел на меня с нескрываемым осуждением. — Если не думаешь о себе, глупая девчонка, то хоть о ребёнке бы подумала, — с потаённой злобой выдохнул он, и я поняла: он не сжалится, не пощадит меня. Моя любовь и прочие чувства действительно больше не трогают его. Это осознание оглушило меня, оказалось таким мучительным, что слёзы опять навернулись на ресницы, но уже не от телесной боли. Взгляд беспощадных глаз отравленным остриём вонзился в моё сердце, поразив страданием и беспомощностью.

— Может быть, я не хочу этого ребёнка?.. — обуреваемая обидой и страстями произнесла я. Локи замер. В тот момент он смотрел на двери, точно намеревался подогнать прислугу, однако на звук неосторожных слов, сорвавшихся с моих побелевших губ, обернулся — медленно и зловеще. Мне бы стоило увидеть в том жесте предостережение, однако буйный поток невысказанных чувств и разочарований уже нёс меня вперёд, то и дело заставляя захлебнуться вспыльчивостью, протаскивая по острым порогам мстительного гнева. — Ты не ослышался, — я угадывала по поражённому взгляду мужчины, что он переспрашивал, проверял, не подвёл ли его чуткий слух. — Возможно, отпрыску такого жестокого самолюбивого гордеца не место на земле?

Мёртвую тишину разорвал приглушённый вздох, однако принадлежал он отнюдь не Локи. Мы не заметили в пылу ссоры, как в покои неслышно вошла Хельга. Лекарь дожидалась, пока к ней обратятся с приказом, не решаясь встревать в разговор господ, и, очевидно, до неё дошли мои последние слова. Женщина побледнела, точно ощутила дыхание смерти, и смотрела на меня во все глаза, полные ужаса и непонимания. Её взгляд заставил меня смутиться. Бог огня лениво обернулся, из-за плеча взглянул на лекаря и тут же забыл о её существовании. Выпрямился, посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. Крепкое тело трясло от ярости, бледное лицо пока ещё сохраняло выражение гордой ледяной сдержанности, однако в глазах уже плясали отголоски зловещего пламени, а концы рыжих волос начали раскаляться и плавиться, бросая на плечи тёплые отсветы. Я ощутила, как затряслись руки, спрятала их за спину, насколько могла.

— Ты родишь этого ребёнка, даже если это будет последнее, что ты сделаешь в своей никчёмной жизни, — процедил он с пугающим спокойствием, которое, однако, осталось только в голосе. Локи был в бешенстве, и я как будто бы стояла перед огромной могучей волной, которая вот-вот обрушится на меня и уничтожит. И мне стало страшно. Мне стало так страшно, что я едва устояла на ногах, отказавшихся подчиняться. Локи схватил меня за ткань платья на груди и сильным движением рванул на себя, когда я была наиболее уязвима. Я вскрикнула и закрыла лицо дрожащими ладонями, дыхание перехватило. — Смотри в глаза, когда господин говорит с тобой! — двуликий бог тряхнул меня, вынудив убрать руки от лица, нерешительно поднять на него блестящие от зарождавшихся слёз глаза. Я не узнавала его лицо, перекошенное гневом, и губы, искажённые ненавистью и презрением. — А затем я вышвырну тебя из золотого чертога, и ты больше никогда не увидишь своих детей!