Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Словно в подтверждение, Локи оттолкнул меня прочь. Я сделала пару неловких шагов назад и упала бы, если бы верная Хельга не поспешила вперёд и не подхватила меня под руки. Во всех смыслах пылая от исступлённого негодования так, что от него едва ли не сыпались искры, яростный ас бросился прочь. Я провожала широкие обнажённые плечи бездумным взглядом, и ещё долгое время у меня перед глазами стояла красивая натруженная спина и сильные руки, сжавшиеся в кулаки. Всё то время, пока лекарь обрабатывала и перевязывала онемевшую ладонь, я не понимала, где нахожусь и что происходит. А затем заплакала. До меня дошёл смысл его последних слов.

Глава 25

Ночью того же дня меня не стало в золотом чертоге бога огня. Очевидно, судьба благоволила моему спонтанному замыслу, ничем иным я не могла объяснить то, что он окончился успехом. Тем поздним вечером ловкая Ида отослала сонных стражников, приставленных к моим покоям, по каким-то лишь ей одной известным поручениям, сославшись на недомогание госпожи, что позволило нам выскользнуть из покоев незамеченными. Внизу, у главных дверей, на помощь пришёл Варди, отвлёкший воинов шумом и устроенной им мелкой суматохой.

По сей день не знаю, что толкнуло сообразительного и осторожного воина на предательство, убедило принять мою сторону, рискуя своей головой. Пусть Рагна и обмолвилась, что слуге не дозволено иметь собственную волю, Варди подобным запретом открыто пренебрегал. У него на всё был свой взгляд и своё мнение, и он придерживался, казалось, только своих личных принципов. Я уже долгое время подозревала, что, хоть молодой человек и рождён слугой, в нём текла смешанная кровь. После всего произошедшего я убедилась в своих догадках и утешалась только тем, что, исходя из возраста Варди, это произошло задолго до моего появления в пламенных палатах. Впрочем, возраст в Асгарде бывал обманчивым.

Так или иначе, под покровом ночи мы с Идой покинули владения Локи и ещё до первых проблесков рассвета стояли на пороге прекрасного белокаменного дворца Бальдра. Я подняла было кулак, чтобы постучать в центральные двери, и не сумела… Руки не слушались меня. Сглотнув, я с тоской обернулась в направлении, откуда явилась, взглянула в ту сторону, где располагался золотой чертог моего супруга. Как я была счастлива в его стенах, счастлива, несмотря ни на что! Закрыв лицо ладонями, я сомкнула веки, вдохнула через нос и задумалась. Страх злобным маленьким зверьком грыз меня изнутри. Я боялась остаться в чертоге бога обмана и так же боялась вступить в чертог бога света, хотя когда-то оба они были мне родными.

Я вздрогнула, ощутив прикосновение к своему плечу, и хотя оно было нежным и тёплым, сердце взвилось к горлу, заставило меня резко обернуться. Ида смотрела на меня взглядом, полным понимания и сочувствия, на губах служанки играла робкая ободряющая улыбка. Девушка молчала, но мы обе и не нуждались в словах. Моя добрая Ида, теперь только она одна у меня и осталась! Подруга знала, как я сомневалась, как нелегко далось мне принятое решение. Я не чувствовала уверенности в том, что не совершаю роковую ошибку, однако я делала это ради ребёнка, которого носила под сердцем. Я не могла позволить, чтобы нас разлучили. Никому, даже его отцу. Ида обратила ко мне взор, спрашивающий дозволения, и я, поколебавшись, кивнула. Девушка постучала в двери.

Стоило появившимся на пороге стражникам раскрыть глаза и узнать меня, как в чертогах Бальдра поднялась страшная суета, которой я вовсе не желала и которой, увы, не могла противостоять. О моём прибытии немедленно сообщили отцу, а нас проводили в общий каминный зал и обогрели у огня. Принесли мёд, разбавленный водой, и остатки вечерней трапезы. Я решилась пригубить кубок, потому что дрожала всем телом — не столько от прохладного ночного ветра, сколько от собственных переживаний. Лёгкий напиток приятно согрел горло, тягучим теплом и сладостью разлился в груди, затем в животе, и я почувствовала себя лучше. Правда, съесть что-либо так и не смогла, но зато накормила верную служанку. К тому моменту, когда в зале появился бог света, мы обе, по крайней мере, перестали трястись и обрели способность к связной речи.

К чести Бальдра должна признать, что он не позволил себе ни единого упрёка, ни единой насмешки, ни единого лишнего вопроса или бестактности, хотя, без сомнения, был очень удивлён. Прежде всего, отец стремительно приблизился ко мне и заключил в свои объятия, прижал к груди. От него пахло полевыми цветами и травами — точно так же, как в детстве, и в тёплых надёжных руках доброго аса я вдруг ощутила себя такой маленькой и беспомощной, что разрыдалась. Я стояла, уткнувшись носом в его грудь, а любящий прародитель гладил меня по волосам, обнимал вздрагивающие плечи, как будто не было долгих лет разлуки, сомнений и разногласий, будто я никогда и не покидала отчий дом. Я радовалась уже тому, что моё неожиданное ночное появление не разбудило и не побеспокоило Нанну. Меньше всего мне хотелось, чтобы ранимая и слабая сердцем мать увидела меня такой.