Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Осознавая, что не успевает вытянуть меч из ножен, да и тот бесполезен против значительного числа нападавших, Локи выкинул руки в стороны, и тотчас две мощных огненных волны разошлись от него в противоположных направлениях, раскидывая стражников с пути. Я уже с ужасом представляла себе десятки искалеченных и обожжённых мёртвых тел, характерный запах закопчённого мяса и отчаянные стоны тех, кому не посчастливилось погибнуть в первые минуты, однако, к моему большому удивлению, оглушённые воины постепенно поднимались на ноги — один за другим. Бог огня пощадил их, использовал свою страшную силу для защиты, однако не тронул ни одного из тех, кто участвовал в подлом нападении многих на одного.

Бальдр стоял, раскрыв рот в немом крике, словно пришибленный, и не решался повторить приказ. Да и если бы сумел, едва ли кто-то из перепуганных стражников осмелился бы снова пойти против могущественного пламенного бога. Они отступали, склонившись и согнувшись, будто рабы. Локи не удостоил взглядом ни их, ни отца. Внимательные глаза, всё ещё тронутые колдовской властью Гулльвейг, смотрели на меня, пронзали насквозь. Я коснулась холодными кончиками пальцев ключицы, раскрыла дрогнувшие губы, однако не решилась что-либо предпринять. Всё это длилось не более пары минут, затем лукавый ас направился прочь. Я провожала супруга взглядом, начиная осознавать, что вовсе не численный перевес в рядах противника остановил его.

Остаток дня прошёл в угнетённом безмолвии. Поражённой страшным предсказанием Локи матери нездоровилось, и она почти не выходила из своей опочивальни. Бальдр ходил мрачный, задумчивый, молчаливый. Тени легли на светлое волевое лицо, состарили на несколько лет, и я догадалась, что каверзному асу и сущности, говорившей его губами, удалось заронить недобрые предчувствия и сомнения в открытое сердце отца. Как я ни старалась успокоить и утешить отца, всё казалось напрасным: бог света кивал, однако не слышал меня, погружённый в свои невесёлые думы. Ида дрожала и не отходила от меня ни на шаг, словно теперь она нуждалась во мне больше, чем я в ней. Я же ощущала слабость и подавленность, испытывала чувство вины. Я боялась представить, что это именно я принесла печаль и тоску в оба чертога.

Словами не передать, какое я испытала счастье, когда во дворец прискакал Нарви. Сын ворвался в палаты прародителя, словно яркий луч солнца, выбившийся из-под завесы хмурых грозовых облаков, и привнёс в них жизнь и надежду. Наследнику бога огня, в отличие от яростного отца, в чертоге Бальдра всегда были рады. Спокойный, открытый и рассудительный молодой человек вызывал гордость и симпатию у бога весны, нежную привязанность у чуткой супруги, восторженный трепет у стражников и слуг. Едва прознав о слабости Нанны, внимательный ас поспешил навестить её, приласкать и успокоить, и вскоре они оба спустились к вечерней трапезе, где уже скучали Бальдр, его глупая дочь с заробевшей служанкой и ещё несколько приближённых.

Всё то время, что мы провели в столовом зале, я не сомневалась в истинной причине прихода сына, однако воспитанный и вежливый юноша весь вечер беседовал с Бальдром и Нанной обо всём на свете, кроме действительно важных вещей, улыбался, кивал, соглашался и, в конце концов, решил остаться на ночь, поддавшись слёзным уговорам своей любящей прародительницы. Я любовалась им. Глядя на сына, я забывала свои печали и понимала, что всё пережитое было не зря. Я обожала Нарви, как когда-то обожала и его отца. Как, возможно, продолжала обожать где-то глубоко внутри себя, заперев на замок то чувство, которое и смерть, вероятно, не сможет вытравить из меня. Миновала вечность, прежде чем мы разошлись по покоям, и я, наконец, сумела остаться с Нарви наедине.

— Госпожа моя, — с неизбывной нежностью в голосе произнёс он, припадая щекой к моим протянутым ладоням. Я улыбнулась, высвободила одну из них и прошлась ласковыми прикосновениями по курчавым рыжим волосам, едва достававшим до плеч. — Я волновался за тебя! Как ты себя чувствуешь? — вместо ответа я заключила сына в объятия, прижала к трепещущей груди, хотя уже сама могла прижиматься к нему. Нарви вырос в высокого статного юношу. Он ещё не вошёл в полную силу, как отец, однако благодаря излюбленным боям и охоте, был мускулист и поджар, ни на миг не терял формы. Я с улыбкой замечала, что молоденькие служанки, недавно прибывшие в чертог повелителя, вздыхали по нему, заливались румянцем и опускали ресницы, когда юный господин проходил мимо, а его уход сопровождали глупым смущённым хихиканьем, свойственным их возрасту.