Дыхание Голгофы

И голосок какой-то еще ребячий, эдакий надрывный, потерянный тенорок.  Паренек, кажется, просто вынимает слова и отдает их самому себе, вовсе не заботясь о мелодии, и получается жестко и трагично. Здесь же, рядом со скамьей стоит его инвалидная коляска. Он вдруг, смазав ладонью строй, зовет меня к себе.

- Садитесь, пожалуйста, - и бросает отчего-то голову в небо, морщит лоб. – Сигареткой угостите?

- Не курю, - отвечаю.

- Да и я не курил, а тут вот начал, - признается парень. А я так и стою, не двигаясь – меня гипнотизируют эти его культи. И совершенно непристойная мерзкая мысль нагло тычет башку: «Он же может еще и не пробовал». А парень, мягко улыбнувшись, опять приглашает:

- Да садись, командир. В ногах правды нет, это теперь я точно знаю. – Он легонько перебирает  струны. – Слава Богу, хоть руки целы. Обычное дело – фугас. Да ничего, привыкаю, куда денешься.  Сны только поганые. Ноги снятся, даже пятки чешутся, а проснусь почесать, шасть - и пусто… Да садитесь вы.

Но я все равно стою на месте. И, по-моему, боюсь шелохнуться. И вдруг парень, ударив пальцами по струнам и слегка взбрыкнув головой, вырывает сразу:

Уж лучше перед Богом в рост

На майский радужный погост…

С каждым ударом по струнам он смотрит на меня в упор и мне просто становится невмоготу.

Свеча, стопарь, а по щеке

Две крохотных слезинки…

Прости, что жив, отставить тост,

Слова просты, но я не прост -

Душа моя, как стяг в руке,

Пусть даже половинка…

Я не выдерживаю очередного, устремленного на меня взгляда, поворачиваюсь и ухожу. Я хочу, чтобы этот парень не видел моих слез.