Дыхание Голгофы

… Я снимаю, наконец, обувку, нахожу в тумбочке свои древние шлепки и медленно, но впрочем, безо всякого вкуса обхожу квартиру. Все на месте, как и давным-давно, даже запахи. Только в нашей с Галей спальне я задерживаю взгляд на большой, цветной фотографии дочери у двери. Маришка держит в руках мяч и широченно улыбается миру. И я чувствую, как наливается в уголке глаза, тяжелеет слеза… И тогда я снимаю китель, отворачиваю край покрывала и, рухнув на постель, зарываюсь в подушку.

«Да жив ли я, господи?..»

… Я проснулся от яркого света. У кровати, уже в домашнем халате стояла жена.

- Поднимайся, Гаврош. Вечер. Будем ужинать.

- Сами или ты уже пригласила гостей? – не отнимая головы от подушки и медленно обретая себя, несу я явный вздор. Какие гости?!

- Пока сами. Папа обещал прийти, но не смог. Он говорит, что тебе несколько раз звонил, но так и не дозвонился. Ты спал мертвым сном.

- А может я продолжаю спать этим способом? – поднимаюсь наконец я.

- Ну, тебе виднее, - усмехается супруга. – Давай в ванную, освежись и к столу.

- Праздничному? Со свечами? – по-моему, мой голос нервно дрожит – это все  пережитое, затопталось, задергалось, закривлялось перед глазами. – Значит у нас вечер встречи на двоих…

- Скажи еще опять. Хватит баловаться. Ты дома и слава Богу живой… Я приготовила ужин.

- А который час?

- Девятый.

- Это я спал двенадцать часов, -  тряхнул я головой от удивления.

- Ну, наверное там, где ты был выспаться не дали, - все-таки пустила жальце супруга.

- Там, где я был, не до сна было. А все остальное - ваши фантазии, - спокойно отразил я и встал. Галя оказалась напротив, близко и ласково, как давным-давно, мне улыбалась. Она была красива и желанна, как никогда. Той особенной женской красотой, которую только и можно оценить после долгой разлуки или на грани прощания. Я едва подавил в себе искушение сейчас же немедленно прильнуть к этим губам и она это поняла.

- Не надо на меня так смотреть, - последовала ее рассудочно-холодная фраза и глаза погасли.

- Как именно? – спросил я, безнадежно теряя остатки ее очарования.

- Мне не двадцать лет, Гаврош, и мы не на даче у папы. Иди лучше умойся.

- Да, конечно. Что еще остается, - сказал я и шагнул мимо жены к выходу. Ее холодность была очевидной. «Интересно, как мы переживем сегодняшнюю ночь после долгой разлуки?» - мелькнуло в сердцах.