Дыхание осени

Словом история вышла неприятная, и по совету Карикана Эрствин даже извинился перед старым ослом, заверил, что грабеж произошел без его ведома и пообещал сурово наказать виновного. Потом — снова по совету Счастливчика — вместо наказания ласково пожурил мародера… незачем портить отношения в войске.

Вот в таких мелочных делишках и тянулись дни…

* * *

Хромой тоже скучал. Или не скучал, но занимался лишь тем, что гнал от себя мысли — любые, всякие. Не хотелось думать ни о чем, ни с кем не хотелось говорить, потому что разговор неизбежно рождал мысли.

Что с ним стало? Что с ним будет? Кто он — Джейем или Хромой? Рыцарь или меняла? И что случится в Ливде? Там ждет Лериана.

Лериана. Всю жизнь он шел к ней, и сам не знал этого. Боялся это знать? Пусть так. Боялся. Не желал стать причиной ее горя — а чем, как не горем, может обернуться любовь менялы? Теперь все иначе. Но с чем он придет к невесте? Когда благородный сэр предлагает прекрасной даме руку — подразумевается, что рука не пуста.

И кроме того, в обозе бренчал цепями молодой господин ок-Рейсель. Чем обернется его выходка? Пока не срастется рука, сломанная Мясником, парень не очень опасен… хотя как поглядеть — с войском следуют его вассалы, а кто знает, насколько они преданы господину… Хромой не боялся этого сопляка. Однако все эти соображения служили причиной новых и новых мыслей, а думать не хотелось.

Даже отношения с отцом сделались не такими близкими, какими, казалось, должны бы стать. Счастливчик был весел и беззаботен. Твердил: не заботься ни о чем! Радуйся! Нечего строить кислую мину! Но Хромому не хотелось принимать участие в пирушках новых приятелей Карикана. А Кари сдружился со всеми, особенно часто он держался рядом с ок-Вейспом, эта парочка оказалась друг другу под стать, оба скорые на обманы и авантюры.

А Ливда все ближе и ближе — с каждым днем делается короче срок, в течение которого еще можно гнать мысли прочь.

Вот войско вступило в знакомые земли — то есть в земли, которыми владели сеньоры, с которыми благородные соратники Эрствина хотя бы раз пировали либо сражались. Воины уже предвкушали скорый отдых в родных стенах и пирушки в честь победы, когда случилось странное происшествие. Ночью исчез ок-Рейсель. Стражу в этот раз нес ок-Вейсп со своими людьми, и блондин объяснял так, что он уснул. Уснули и вассалы — не все, а лишь те, что были приставлены стеречь обоз. В фургоне, перевозившем увечного преступника, нашлись цепи, а сам рыцарь пропал. Никого не потревожил, ничего не прихватил, даже ножа у спящих вейсповых вояк не взял — не говоря уж о том, чтобы прирезать беспомощных сторожей, как поступил бы всякий на его месте! Вот уж странное дело.

Кари взялся расследовать происшествие и быстро пришел к выводу: здесь замешана магия. Отомкнули цепи зачарованной отмычкой, усыпили охрану.

— Работал опытный чародей, — заключил Кари. — Все предусмотрел, все учел. Не поймаем теперь беглеца.

Эрствин сделал вид, что поверил, а сам тихонько спросил Хромого, что тот думает по поводу магии. Джейем, конечно, тоже осмотрел отомкнутые кандалы — из любопытства. Да, слабые следы магии, конечно, нашлись, но вот охрана… Парни ок-Вейспа могли сколько угодно натурально краснеть и каяться, что спали на посту — но опыт Хромого твердил: человек, оглушенный магией, наутро должен выглядеть не так бодро, как эти молодцы. Графу он ничего не стал говорить, а сам тихонько спросил отца, когда выдалась подходящая минута:

— Ты сам прирезал Рейселя? Уверен, что он мертв?

— Нет, это сделал ок-Вейсп. Но я проверил — мертвый, как моя совесть!

Потом внимательно поглядел на сына:

— Ты чего? Все в порядке, так будет удобней всем, решительно всем! Даже дальней родне этого дохлого дурня, теперь они станут делить имущество, и каждый будет выслуживаться перед твоим приятелем графом. Малютка Эрствин тоже выиграет… хотя я сделал это для тебя. Говрю же: не беспокойся! Теперь у тебя есть семья, которая позаботится о том, чтобы все сложилось к твоему благу!

— Лучше бы эта семья хоть раз спросила меня, хочу ли я такого блага…

* * *

Вот и Ливда. Славным рыцарям было бы неплохо отправиться по домам, доставить добычу… но пропустить торжественный въезд в город? Отказаться от почестей? Слава влекла отважных героев никак не меньше, чем добыча — и воинство направилось в Ливду — все, от графа до последнего обозного мужика предвкушали миг славы. Эрствин отправил в город гонца, и город ждал.