Дыхание в унисон

Еще можно пригласить портниху. Удивительная женщина эта пани Хелена. Простое ситцевое платье или сарафан умеет превратить в произведение искусства, примерку делает пристально, чуть ли не до обморока клиентки — попробуй постой на табуретке полчаса, пока она булавочками наколет каждую складку-вытачку. И берет совсем недорого, и предпочитает сама к заказчикам приходить, к себе не очень пускает. Только годы спустя Фирочка случайно узнает, что в домике у самого леса, где жила пани Хелена, долго скрывался «лесной брат», главарь банды, раскрытой в ходе облавы, и он же родной брат портнихи. Всех взяли, а он успел уйти и прибежал к сестре. Бедная женщина, подумать страшно, что она тогда пережила, у нее ведь дети, а брата тоже на улицу не выгонишь! Больше года на этой бомбе дрожала, да еще на что-то жить надо. Но обошлось, потом он тихо ушел подальше от города, где-то в глуши схоронился.

Авраам уехал. Можно до его возвращения готовкой не заниматься, вдвоем с Соней хватит бутербродов с чаем. «Это сколько ж времени уходит, пока картошку почистишь, — ужасается Фирочка, — Зато теперь можно гулять сколько хочешь, не глядя на часы». Но каникулы, какими бы веселыми они ни были, кончаются быстро. И хорошо, потому что, отведав глоток свободы от быта, Фирочка привычно затосковала по устоявшемуся укладу. А в последний вечер перед возвращением мужа и совсем извелась от нетерпения. Ночь такая долгая впереди, а раньше утра Авраам не приедет, поезд только утром.

Он и приехал утром. Небритый, угрюмый, насупленный, она мужа таким и не вспомнит уже, когда видела, разве что во время тяжелых эпидемий или вот еще, когда к нему в отделение попал солдатик, заразившийся от собаки бешенством. Спасти его не было возможности, поздно прибыл, всех, кто с мальчиком соприкасался, вакцинировали. Авраам тогда совсем почернел — от профессионального бессилия. Мальчик умер через неделю. Доктор Быстрицкий возненавидел себя, свою профессию, современный уровень медицинской науки и вообще все. Да, в войну такие же мальчики гибли повседневно, и это тоже было больно. Но то война, чувство долга и все такое, а тут — без войны, без бандитов, можно считать, без причины. Собака укусила. Выходит, собака сильнее человека? Как долго он тогда выходил из этого отчаяния, Фирочка даже стала почти всерьез опасаться каких-то нарушений психики у мужа. Тем более что Авраам, убежденный трезвенник, чуть ли не каждый день повторял:

— Хоть бы кружку пива дали!

А ничего алкогольного нельзя, когда колют вакцину от бешенства. Как только действие вакцины завершилось, Фирочка принесла из магазина бутылку пива «Жигулевское», торжественно поставила на стол к обеду, и доктор, придя на обед домой, недовольно спросил:

— Мы кого-то ждем?

— Нет, это для тебя.

— Для меня? С какой стати?

— Ну, ты же все время просил.

— Я? Просил? Когда? Что ты, в самом деле, выдумываешь? Или путаешь меня с кем-то? Никогда я не мог этого просить. Приснилось тебе, наверное…

Так и закончился этот разговор ничем. Тогда понемногу, не сразу, но время взяло свое, доктор вернулся к заботам каждого дня и к своим привычкам, жизнь вошла в берега.

И вот сегодня Авраам опять почернел лицом, губы обветрены, он как-то весь ссохся, даже похудел за эти три дня.

Фирочка первым делом напоила мужа горячим бульоном, накормила яблоками и уложила спать. Как ни странно, он сразу же и уснул, только успел предупредить:

— Разбуди, мне вечером на дежурство.

Проспал до вечера. А уж когда проснулся, сели на кухне напротив друг друга, и жена требовательно попросила:

— Рассказывай, только подробно.

— Ты удивишься, но подробностей просто нет. Разговор был короткий, да и не разговор на самом деле. Разговор — это когда говорят двое. Или, там, трое-четверо-десятеро. А тут молодой и хорошо кормленный подполковник из медотдела приказным тоном мне заявил:

«Вы же совсем недавно проходили семинар у Вовси, тогдашнего главного терапевта армии. Теперь он уже отстранен от должности. Ваш долг как врача и советского офицера выступить в печати с осуждением предательской деятельности врага народа и члена подпольной еврейской организации, сиониста. Вы сами понимаете, как важно, чтобы с таким заявлением выступили именно вы. Тем самым вы поможете партии и правительству в борьбе с чуждыми элементами.»

Фирочка ужасается:

— И как ты ответил?

— Я попытался сказать, что никогда не имел дела с прессой и что не считаю Меира Вовси врагом, наоборот, полностью согласен с его концепцией лечебных методик. Куда там! Я только успел открыть рот, как мне его тут же и закрыли: «Это все не имеет никакого значения. Вы получили директиву, ваше дело выполнять. В случае отказа вы можете столкнуться с серьезными проблемами. А нужное нам выступление все равно состоится, вы ведь у нас не один такой, доктор Быстрицкий. Ваши коллеги еще в очередь выстроятся, чтобы оказаться впереди других». Я только и успел сказать, что в очереди никогда не стоял и не собираюсь.

— И что теперь? — у Фирочки голос совсем сник.