Рон повел ее прочь от ботинок и туфель, прочь от лестницы, к двум сестрам-послушницам в белом, вышитом лилиями облачении. Те сердечно приветствовали их и спросили, не хотят ли они поужинать. Наврав им с три короба, Рон выклянчил у них еще и отдельную комнату. Вряд ли отец будет возражать, даже если узнает, что они остались. Какое ему до них дело! Рон для него не более чем призрак.
Ну и ладно. Зато этот призрак до отвала набьет себе живот.
В сказочке, сочиненной Роном для святых подвижниц, Сэндис именовалась его женой, так что им выделили комнату с узкой – еле-еле вдвоем поместиться – койкой и огромным, раскинувшимся на половину стены арочным окном, сквозь которое лился яркий солнечный свет, чуть притушенный дымом фабричных труб. Сэндис сразу же подскочила к нему, оперлась на подоконник и уставилась в небо, сияя от счастья. Рон мешком повалился на стул возле двери и зарылся лицом в ладони. Зарубцевавшиеся ранки заныли от попавшего в них соленого пота.
– Какая красота, – зашлась от восторга Сэндис, прижавшись носом к стеклу. – Какое голубое небо.
Рон только хмыкнул.
Он услышал, как она отошла от окна и присела на край постели.
– Мне так жаль… Из-за того, что вышло у вас с отцом…
– Брось, – фыркнул Рон, вскинув голову. – Ему вот нисколечко не жаль, уж поверь мне.
Сэндис нахмурилась.
– Что еще? – раздраженно рявкнул Рон, сам не понимая, с чего вдруг его взбесила ее нахохлившаяся фигурка.
– Я… – Сэндис наклонилась вперед, словно выдавливая из себя слова, – думаю, это очень грустно. Быть сиротой при живом отце.
Она отвела глаза. Рон зарычал.
– Он
У Сэндис предательски заблестели глаза. «Твердыня Господня, никак она вот-вот
– Мне очень жаль.
– Ты уже говорила. Дважды.
– У тебя хотя бы мама осталась… – пробормотала она, глядя на тусклый лучик солнца, проложивший дорожку по простыне.
– Моя мама в застенках самой жуткой тюрьмы Колинграда, – злобно полыхнул он глазами.
– Да, но ведь она жива. И любит тебя, правда?
Внутри него тяжело перекатился свинцовый шар. Перед удрученным взором вспыхнула стигма на спине Сэндис. «Рабыня, на которую нет даже досье. До которой никому нет дела, верно? Все, что у нее осталось, – какой-то двоюродный дед, седьмая вода на киселе, и вряд ли она его когда-либо сыщет…»
– Может, если ты поговоришь с ним… – невнятно прошелестела Сэндис.
– Он снова повернется ко мне спиной, – лязгнул зубами Рон.
– Я не про твоего отца… – Сэндис поерзала на матрасе, придвигаясь к нему поближе. – Я про человека, возведшего напраслину на твою маму.
– Ты про Эрнста Ренада? Ха-ха-ха!
– Попытка не пытка… У Талбура на банковском счету уйма денег. По крайней мере, была. Мне так кажется. Если мы его найдем, он, возможно, тебе поможет.
– Возможно. – Как ни смехотворна была эта мысль, Рон, подумав, за нее ухватился. – Ты упоминала, что он обменивал золото в здешнем банке, так?
Сэндис кивнула, напряженно уставилась ему в лицо.
Он отвернулся, почесал щетину на подбородке. А вдруг Сэндис
Хотя кто ж поскупится вознаградить героя, вернувшего в лоно семьи давно потерянную внучатую племянницу? Впрочем, если Талбур окажется тем еще скопидомом, он, Рон, его поймет и не обидится.
Конечно, особо уповать на это не следует, но попробовать стоит: за те двадцать пять лет, что он прожил в этом городе, город так много забрал у него – наконец и раскошелится.
«Город…»
– Ты уверена, что он живет в городе?
Сэндис кивнула, не отводя изучающего взгляда от его лица. Может, он выдал свои мысли? Но ведь он не собирался
– Кстати! Все паломники, перед тем как покинуть башню, расписываются в специальной книге. Может, церковники позволят тебе ее полистать. Мало ли, какое имя ты там найдешь…
Попытка не пытка, а спрос не беда.
– Правда? – Сэндис аж залучилась. Закусила губу.
Рон видел, как в глазах ее все сильней и сильней разгоралась надежда.
– Паломничество раз в жизни совершает каждый, не сомневайся. Возможно, он тоже побывал здесь, причем недавно.
Сэндис расплылась в широкой улыбке. «Как же просто сделать ее счастливой – даже после того, что выпало на ее долю». Рон так же широко улыбнулся в ответ. Ну, почти так же.