Первый солдат зло сощурился, второй – протянул руку. Рон вложил в его ладонь половину купюр. Увидев, что его сотоварищ получил достойное вознаграждение, первый страж сменил гнев на милость и тоже вытянул руку. Рон одарил и его и повернулся, чтобы уйти.
– Эй!
Он оглянулся.
– Я дежурю в секторе «Д», – хмуро произнес второй солдат. – Я ее знаю. Чудесная леди.
Сердце Рона забилось тревожно и часто.
– Дело ее дрянь, конечно, но мы сделаем все, что в наших силах.
Рон окостенел. Молча склонил вмиг одеревеневшую шею и на негнущихся ногах, словно сомнамбула, двинулся в город. И только выбравшись из застенка, он вспомнил, как следует дышать, и вдохнул полной грудью обжигающий горло воздух.
Тешить себя иллюзиями, как Сэндис, что ее великодушный и богатый дедушка вытащит их из беды, он не мог. Работа. Ему нужна работа.
Рон стиснул амаринт так, что заныли пальцы, но облегчения не ощутил: он сознавал свою полную беспомощность.
Первым делом Рон направился к квартире, где жила его мать. К той самой, за которую до сих пор платил. К той самой, в которую рано или поздно он снова ее приведет. Матушка его жила скромно и наверняка что-нибудь отложила на черный день. Ну а если нет, Рон возьмет побрякушки, что дарил ей на дни рождения. Несколько колов он за них всяко выручит.
Уже издали он заметил выбитое стекло в окне, и нехорошее предчувствие кольнуло сердце.
Чертыхаясь, он ворвался внутрь. Дверь оказалась не заперта, а дверной косяк выломан.
Внутри же его ждал настоящий кавардак. Квартиру ограбили!
– Будь проклят твой чертов Бог! – взревел Рон, кидаясь из комнаты в спальню.
Драгоценностей нет. Дурацкой стеклянной лилии нет. Столового серебра нет. Нет ничего, что можно было бы продать.
– Ты обещал заботиться о ней! – Схватив на кухне стул, Рон запустил им в комнату. – Ты вещаешь о любви к ближнему и милосердии, но самому тебе плевать и на любовь и на милосердие! Тебе
Подхватив другой стул, он зашвырнул им в окно и застыл, сжимая в руке отломанную ножку. Отбросил ее, вцепился в волосы и повалился, рыча, на деревянный стол. Задыхаясь, он прикрыл глаза, чтобы унять пламя черной обжигающей ненависти, полыхавшей в груди. Ненависти к отцу. Ненависти к себе.
Вырвав клок волос, он поднялся, выпрямился и, чеканя шаг, двинулся к двери. С грохотом закрыл ее за собой. Запер.
Хорошо, что он не Сэндис и не может вызвать Ирета. Иначе он предал бы этот город огню. Иначе он спалил бы Дрезберг дотла.
Обычно он проверял условленные места по ночам, чтобы не привлекать внимания. Но теперь промедление грозило смертью. Смертью его матери в темнице «Гереха».
Разбитый фонарь на столбе оказался всего лишь разбитым фонарем. В нем не было ни записки, ни адресов, ни имен.
Удачно пристроившись на краю повозки с тюками кожи, он прямиком доехал до следующего тайника – канализационного люка. Невзирая на толпы прохожих, он приподнял крышку и пошарил под ней – ничего.
Имя Энгела Верлада было широко известно и передавалось из уст в уста. Воротилы криминального дела и богатейшие сливки общества прекрасно знали о нем и могли оставить письмо с пожеланием воспользоваться его услугами в шести различных местах Дрезберга. Шесть тайников, два из который он уже проверил. Осталось четыре. Придется изрядно побегать – ну так волка ноги кормят.
Задвинув крышку люка, он ринулся в толпу и, не заботясь, кого он там задел, а кому отдавил ногу, протолкался к зданию с пожарной лестницей и влез на крышу.
Его цель – Округ Три.
Солнце клонилось к закату, когда он добрался до четвертого тайника. Ничего. Пусто, как в дырявом кармане. Время от времени наступало такое вот затишье, когда в Роне никто не нуждался, но обычно он этого даже не замечал – его работа оплачивалась слишком хорошо. Вот только сейчас это затишье было совсем некстати. Сейчас ему требовались деньги, уйма денег.
Приуныв, он свернул в тихий и на удивление чистенький переулок и погрузился в невеселые мысли. В голове его творился страшный сумбур. Тело ломило, глаза слипались. Прах и пепел! Завтра он будет выжатым как лимон.
А еще Рону зверски хотелось есть. Вот только деньги у него почти кончились.