Дым и железо

Я сижу со своим журналом и ручкой, и мне нечего сказать. Я смотрю на предыдущие страницы и понимаю почему: на каждой странице полно Кристофера. О том, чем он меня раздражает, или веселит, или радует. Наслаждения от моментов, где мы сидим вместе в тишине между делами, когда у нас еще была возможность думать о будущем. У Кристофера всегда было много шипов, за которые сложно держаться, однако это никогда не мешало мне его любить.

В тишине, где должен быть он, я ничего не слышу.

Я жду.

Пытаюсь отбросить гнев, который испытываю к идиоту Брайтвеллу и его идиотскому плану, что отправил человека, которого я люблю, в очередную темницу в земле, приговорив к бесконечным ночам страха, боли и отчаяния. Ничего в мире не стоит мучений Кристофера. Для меня ничего. Пусть Библиотека процветает или падет; мне важно лишь, чтобы он был жив, в безопасности и здравом уме.

Если это ересь, то я буду рад умереть еретиком.

Если он вернется сломленным из тех темных мест – а он обязан вернуться, – то за каждую боль и каждый синяк я отомщу Брайтвеллу.

И да поможет мне Бог, если Кристофера у меня навсегда отнимут.

Часть седьмая Вульф

Глава двадцатая

– Итак, – тихим шепотом произнес Вульф, прижимаясь к стене, которая отделяла его от Арианы в темнице справа. – Готова?

– Готова, – шепнула она в ответ.

– На этом этаже двадцать два стражника, – сказал Вульф. – Четыре коридора, и к каждому всегда приписаны четверо стражей. Двое ходят, двое стоят. Каждый вооружен стандартным библиотечным пистолетом, винтовкой и двумя ножами. Также имеется шесть механических стражей: по одному на каждый коридор и двое, которые бродят в произвольном направлении. Солдаты меняются каждые шесть часов, однако смены в коридорах происходят с разницей в час от коридора, который справа. Все. Повтори.

Ариана повторила. Когда она сбивалась – ей было нехорошо, и Вульф переживал, что ей не хватит сил, чтобы продолжать в том же духе, – он терпеливо напоминал, пока она не запомнила все и не повторила без запинок трижды. Затем она отправилась рассказывать все заключенному справа от нее.

Теперь это стало рутиной, и каждый день проходил за изучением деталей и добавлением их к остальным, а также обменом информацией с каждым, чтобы все были готовы, если вдруг представится возможность.

Однако этого было недостаточно. Пока что.

Вульф хотел выспаться, чтобы быть готовым к тому, что грядет… однако как только он лег и вытянулся, как всегда, расслабление принесло с собой и воспоминания. Вульф пытался их побороть каждую ночь, порой целую ночь; недостаток отдыха делал память ярче и убедительнее, однако этот порочный круг было сложно разорвать. Руки дрожали. Кожа чесалась так сильно, что Вульф растирал шрамы до крови. Голод, жажда, постоянный, назойливый холод… их он мог стерпеть. Однако воспоминания были самой худшей частью всего этого.

«Пожалуйста, Ник. Помоги мне. Помоги мне пережить еще одну ночь». Он медленно закрыл глаза и представил Ника. Сначала его улыбку, ту, которая редко появлялась на публике и часто дома. Насыщенный, темный цвет глаз, волосы. Щетину, которую Ник не мог до конца сбрить больше чем на час или два.

Его шею. Плечи. Шрамы. Форму подбородка и рук. Каждую деталь, воспоминание за воспоминанием, пока Вульф не начал ощущать силу точно преграду между собой и надвигающейся тьмой. «Чего ты так боишься, Кристофер? – прозвучал голос Санти. – Твои шрамы зажили. Они тебя теперь не сломают. Ты сделан из шрамов, как и я, и мы можем о них забыть».

«Я не боюсь, – сказал ему Вульф. – Сейчас не боюсь». Воспоминания о Никколо Санти позволили забыться, потеряться, пока кошмары не рассеялись и не пришел сон.

Сон длился недолго, потому что он проснулся в судороге и тут же сел, сердце стучало, нервы шалили. Вульф что-то услышал, что-то, что было не просто случайным шорохом тюрьмы.

В его камеру кто-то пробрался.