Дым и железо

Но ему пришлось отпустить, иначе бы он лишился пальцев. Он отдернул руку в самый последний момент и навалился на дверь всем весом, закрывая лицо. Свозь пальцы он чувствовал, как сфинкс прогуливается туда-сюда беспокойным знаком бесконечности. Лапа вновь грубо ударила по прутьям, и Вульф вздрогнул. Притворяясь плачущим, он был опасно близок к истине, но он все же сдержал себя, чтобы не сорваться с этого смертельного обрыва. Он провел долгие месяцы в подобной темнице, сжавшийся в комок и разбитый. Он не вернется в то состояние.

– Пожалуйста, – сказал он голосом, которому позволил дрогнуть и надломиться. – Пожалуйста, сжальтесь, позвольте мне поспать.

И прозвучало искренне, потому что так оно и было. Стон вырвался глубоко из глотки, и Вульф позволил ему сорваться с губ. Мучительный, уродливый звук.

Сфинкс зашипел, а потом Вульф услышал его медленный, размеренный шаг дальше по коридору. В остальных камерах сейчас стояла мертвая тишина: ни шорохов или стонов, ни храпа или плача. Все знали, что произошло.

Вульф перебрался в угол своей камеры, поближе к Салеху, и прошептал:

– Шум. Мне нужен шум. Скажи остальным по коридору.

– Сделаю, – шепнул Салех в ответ. Новость быстро разлетелась. На другом конце коридора послышались кашель и чихание. Храп. Голос, считающий что-то вслух.

Свобода была на расстоянии вытянутой руки. Вульф знал распорядок солдат и механических стражей, но побег все равно был бы невозможен без инструментов и помощи. Он не сможет вырваться. Не сможет.

Не сможет сбежать и оставить остальных здесь.

«Ты должен попытаться. Мы все согласились, что попробуем, если появится возможность».

Он потянулся к двери и дернул.

Она не открылась.

Заперта.

Она вообще открывалась?

«Такое бывало прежде. В прошлый раз тебе мерещилось, что Санти был рядом. Мерещилось, что его увели на допрос. Мерещились его крики. Ты кричал, умоляя перестать его мучить». В те темные месяцы все казалось реальным. Ему так сильно нужен был кто-нибудь, что он создал Санти в своем воображении… но даже эта отчаянная галлюцинация не смогла заблокировать настоящую боль.

«Ты опять все выдумываешь».

Нет, это не могло быть правдой. Дверь прежде была открыта, так ведь? Вульф чувствовал, как она движется под его прикосновением. «Но ты слышал крики Санти и в тот раз, а его не было».

Но с чего бы ему сейчас воображать Кваллса? Своего истязателя? Какой в этом смысл?

Вульф уперся рукой в стену, чтобы поймать равновесие. Грубый камень был влажным и скользким под прикосновением, а еще очень реальным. Вульф сконцентрировался на нем, на текстуре того, что мог чувствовать, и запахах места. «Это реальное».

Дверь тоже казалась реальной, когда открылась.

Он разваливался на части, точно как прежде, в подобной темнице под Римским Форумом. Кваллс был там. Галлюцинация с его участием означала, что его сросшиеся, ставшие в два раза сильнее кости ломаются. Что он не выдержит.

Вульф рухнул на пол и перекатился на спину, глядя в тьму камеры. Открыл рот и начал беззвучно кричать. Вульф чувствовал, как из уголков глаз текут слезы, а боль внутри казалась черной и пустой и бездонной.

«Я не сильный. Я сломлен. Я не могу никого спасти. Я не могу спасти даже себя».

Пока он лежал, услышал шепот походки возвращающегося сфинкса, увидел приглушенный красный блеск глаз, устремленных на него, но сам не двинулся, и тварь не стала подходить ближе. Когда Вульф был уверен, что сфинкс ушел, то поднялся на ноги и забрался в койку. Он знал, что не сможет уснуть, но так все равно было хоть чуточку удобнее, чем на холодном камне.

Вульф ощущал фантомное тепло Санти, устроившегося рядом с ним, слышал, как он говорит: «Я буду с тобой. Когда ты подумаешь, что не сможешь выдержать, я помогу. Верь в меня, если не можешь поверить в себя». Нет, это было воспоминание, не фантом; когда он вернулся из Рима разбитым, дрожащим подобием человека, именно это и сказал ему Ник.

Не было никакого Кваллса. Кваллс был призраком, тенью, жутким воспоминанием, кричавшим на поверхности. Привидением, пытающимся утащить во тьму.

Вульф умышленно вообразил Ника во всех подробностях, всех деталях, всех воспоминаниях, какие только мог в себе отыскать, и прижал к себе. Ник о нем позаботится.

Это было обманом, тревогой, ложью, но наконец позволило ускользнуть во тьму шепчущего сна без сновидений.

Глава двадцать первая

Утро с собой принесло своего рода кислое удовлетворение. Вульф проснулся один, свернувшись калачиком на койке, и хотя здесь не было никакого утреннего света, оповещающего о времени суток, лампы вновь зажгли. Вульф слышал обычный шум мужчин и женщин в своих камерах, и до того как подняться, он быстро изучил в своих мыслях карту, располагая всех в трехмерной модели, которую он построил, а потом одного за другим добавил солдат, причем так детально, как только мог. И, наконец, механических стражей.