Дымчатое солнце

Владлена не могла до конца объяснить даже себе, почему подписалась на это. Она, привыкшая к регулярной еде и чистой постели. Сидела в ней, видно, стихия, которую не смогла побороть даже жизнь в неге. Она каким-то невероятным образом чувствовала, что должна, что не сможет существовать в тылу. Может, было это лишь воображение. Не всегда чувства, побуждающие на отчаянные поступки, верны и истинны. Как бы Влада не отстаивала свою независимость, она была, как и все остальные, лишь дочерью времени и своей страны. Любой индивидуализм разбивается о такие мощные и неоспоримые факты. Перепрыгнуть через это порой не по силам. Запоздалого патриотизма Владлена Скловская никак не ждала. Но жизнь преподносит сюрпризы даже тем, кто считает, будто знает себя.

– Разве можно наперед предугадать свою реакцию на события, разворачивающиеся лишь в воображении? – сказал ей удрученный отец на прощание. – Вот и ты попалась.

Первое время на полях сражений Влада не замечала тикающего времени, настолько вырванность прежней жизни и оглушение новой, другой, были ошеломляющи. Но постепенно все стало привычно, и бытовые вопросы начали тяготить. Было вполне ожидаемо, что на фронте дела туго обстоят с водой, теплом и безопасностью. Для Влады, выросшей в достойных условиях и не ощущающей нужды ни в чем, ожидающей от остальных поведения, присущего людям ее среды, тяжелее всего была открытость, какая-то вседозволенность в вопросах интимного. Ни в палатках, ни в землянках она не могла остаться одна, вечно за ней следили чьи-то глаза. Процесс купания поначалу был мучителен, но постепенно Владлена привыкала и к демонстрации своей наготы, и к тому, что все самое необходимое, первостепенное находилось в вечном дефиците, поэтому смывать с себя пот и грязь невозможно было по каждому требованию. И все же как неопытной девушке особи одного с нею пола были намного приятнее, чем вояки, которых приходилось тащить на себе, а потом помогать оперировать, вынужденной беспомощно наблюдать, как те орут от боли и корчатся. Скоро Влада уже спокойно смотрела на обнаженное мужское тело.

Война – вечное передвижение, наступления и убегания. Владлена часто думала, что мужчин, верно, всех перебили, если воевать все больше идут девушки. Правда, она всегда считала, что девушки ничем не хуже. И ей выпал неплохой шанс доказать это. Подобные ей девчонки, каждая по своим причинам, большей частью из преданности стране, рвались на фронт добровольно. Необыкновенные девушки, Влада чувствовала это, даже если ей приходилось слушать их исковерканный деревенский говор.

Когда фронт стал вторым, пусть и вынужденным, домом, произошла череда сиюминутных событий, которые среди всего смывающегося, страшного, что хотелось поскорее стряхнуть с себя, отложились в темных ранящих лабиринтах памяти не как отдельное воспоминание, а как день, череда ощущений. Батальон здоровых живых мужчин поднялся в атаку, а их начали косить из пулемета. Все лежали, раненные и убитые вперемешку, в неразберихе перевернутости. Умирали за жизнь, еще не зная, что это такое. Обо всем еще только читали в книгах. Немцы били, не прекращая огня, додавливая. Неожиданно из траншеи выскочила сначала одна медсестра, потом вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К концу побоища многие легли рядом с застывшими солдатами, но спасли несколько человек каждая. Некоторые, весящие вдвое меньше рослых мужчин, одновременно тащили за собой поочередно сразу двух солдат. Формы на медсестрах всегда в крови, брюки разорваны или истерты до дыр на коленях. Порой девушкам не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это была мечта.

Во время этого кавардака Влада подползла к одному солдату и заметила, что его рука совсем перебита, болтается на жилах. Солдат стонал, черный от земли и крови, искаженного лица не разобрать. Ему нужно было отрезать конечность, а у Влады из сумки, теребящейся на боку, выпали ножницы, пока она пробиралась через усеянное рытвинами поле, тыкаясь подбородком в мертвечину. Пришлось зубами перегрызать мякоть и делать перевязку, чувствуя во рту вкус сырого человеческого мяса. Затем она, слыша повсюду грохот орудий и визги раненных только что вперемешку со стонами истекающих кровью давно, потянулась за личным оружием пострадавшего. Иначе пришлось бы отвечать перед командованием, почему потеряла драгоценную винтовку.

Потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В начале войны наградами не разбрасывались. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием – медаль "За боевые заслуги", за спасение двадцати пяти человек – орден Красной Звезды, за спасение сорока – орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти – орден Ленина.