– Вероятность этого не исключена, – серьезно сказал Слейд. –
– Что это значит?
– «Молодой вол учится пахать у старого».
– Невероятно! Время уходит, а они озабочены пахотой? Когда истекает срок ультиматума?
– Через два дня. Однако им все равно – турки известны своим небрежением ко времени.
Отобедали, но от делегатов не было вестей. Бахрам посидел за стаканом портвейна и решил идти домой. Уход его всех удивил:
– Так рано на боковую, Барри?
– Вы перешли на деревенский режим?
Бахрам уже встал и отвесил прощальный поклон:
– Извините, господа, нынче лягу пораньше. Завтра у нашей общины большой праздник – Навруз, наш Новый год, и я встану с рассветом. – Он улыбнулся и оглядел сотрапезников. – Разумеется, будет отмечание, в полдень милости прошу ко мне на застолье.
Бернэм и Слейд переглянулись.
– Спасибо, конечно, Барри. – Бернэм поерзал на стуле. – Признаюсь, я не любитель языческих празднеств, так что не стану вам мешать.
Бахрам рассмеялся:
– Доброй ночи, господа. Если кто передумает, знайте, что вы желанные гости.
– Спокойной ночи.
По возвращении домой Бахрам сразу улегся в постель. На рассвете он зажег благовония и обошел дом, совершив окуривание, в спальне тщательно протер жертвенник. С раннего детства он был приучен к тому, что Навруз – день чистоты и очищения, когда мрачную тень Ахримана изгоняют из всех уголков жилища. Бахрам понимал, что его усилия носят символический характер, но ощущение тряпки в руке порождало теплые воспоминания о прошлом.
После часовой уборки он даже вспотел и, велев принести горячей воды, хорошенько вымылся; потом вызвал слугу и с его помощью облачился в новые одежды, из Бомбея присланные родными.
На завтрак Место приготовил его любимые парсийские блюда: омлет
В другое время Бахрам растянул бы удовольствие от кушаний, но сегодня его ждало много дел. Как старшина общины, он пригласил к себе всех кантонских парсов. Большой склад на первом этаже был вычищен и подготовлен к торжеству, но до прихода гостей еще предстояло установить праздничный жертвенник.
– Вико, где кружевная скатерть?
– Вот, патрон, все готово.
Едва установили жертвенник с дароносицей, содержащей кувшин розовой воды, блюда с орехами катеху, рисом и сахаром, цветы и изображение пророка Заратустры, как стали прибывать первые гости. Бахрам всех встречал в дверях, приветствуя объятьем и сердечным
Из уважения к родословной одного гостя, происходившего из семьи священнослужителей, Бахрам попросил его прочесть молитвы и вести застолье. Тот на удивление хорошо справился с задачей, произнося слова на древнем языке так отчетливо, что даже Бахрам, слабо подкованный в писании, разобрал отдельные строки вроде
Сколько себя помнил, эта часть молитвы, столь ярко представлявшая противостояние Добра и Зла, всегда производила на него неизгладимое впечатление. Нынче благоговейный страх, вызванный этими словами, был так силен, что его охватила дрожь, и он прикрыл глаза, как будто ощутив опаляющее пламя той борьбы. Колени его подогнулись, и он ухватился за спинку стула, чтобы не упасть. Однако Бахрам сумел выстоять весь молебен, по окончании которого, не теряя времени, пригласил гостей в столовую, по-особому украшенную к празднику.
Пришел Задиг-бей, и раньше отмечавший Навруз в индийской фактории. Успокоенный присутствием друга, Бахрам усадил его по правую руку и стал потчевать разносолами от Место: рыбой, жареной до хрустящей корочки и томленой в листьях;
После ухода гостей Задиг остался на стаканчик чая.
– Ну и пир, Бахрам-бхай, хватило бы на целый полк! Ты превзошел самого себя!
Похвала, подведшая черту под хлопотами и переживаниями этого дня, навеяла воспоминания. Бахрам посмотрел на небольшой портрет матери, висевший на стене конторы.