Шкип Сэндс часто улыбался и беспрерывно шутил, однако Минь едва ли когда-либо слышал, чтобы Шкип Сэндс смеялся. Почему же он рассмеялся тогда при виде несчастного замученного пленного? Никто определённо не мог найти в этом ничего смешного. И всё же что-то произвело на него уморительное впечатление.
Полковник с гарнитурой в ушах сидел возле Миня, вглядывался в горизонт и, как казалось, позабыл об ужасах сегодняшнего утра. Шкип, в свою очередь, выглядел так, словно они его так и не отпустили. Полковник ни словом не обмолвился о поведении племянника. Возможно, оно и не заслуживало отдельного разговора. Наверно, Шкип сейчас благодарил своего бога за то, что у него не имелось гарнитуры, а в кабине было слишком шумно для беседы. Но кому дано заглянуть в чужие мысли? К тому же Минь часто чувствовал, что за действиями американцев не стоит никаких мыслей, одни только эмоциональные порывы. Однако он видел, какое у Шкипа было лицо, когда дядя помогал ему влезть на борт, и был полностью уверен, что мысли этого американца заняты исключительно убитым.
На короткий срок Минь позволил полковнику взять управление на себя. Это было небезопасно, но полковник делал всё, что взбрело ему в голову, и ему ничто не могло навредить. Полковник повидал войну в её худших проявлениях и как-то раз исповедовался Миню в одном печальном факте из собственной биографии: чтобы уберечь товарищей по заключению от зверской расправы, полковник – в то время ещё юный капитан ВВС, как сейчас Минь, – убил одного из своих собратьев в тёмном грузовом отсеке японского корабля для перевозки военнопленных, задушил его насмерть голыми руками. Полковник частенько делился такими вот историями – возможно, не предполагал, что Минь его понимает. Впрочем, Минь продолжал совершенствовать свои знания английского языка. Он мог уверенно рассуждать о вопросах, входящих в круг его обязанностей, и иногда улавливал смысл целых разговоров между американцами, хотя тонкие оттенки значений от него по-прежнему ускользали и он не надеялся участвовать в беседе, сколь бы ни был развит его разговорный навык. А ещё Минь думал, что он, вероятно, единственный человек, который знает: в нижней части дельты Меконга полковник держит жену и нередко летает проведать её на этом самом вертолёте.
Сайгонский аэродром Таншоннят с того первоначального предрассветного нападения три раза оказывался под ракетным обстрелом, но в настоящий момент никакой атаки не производилось, и им разрешили сесть. Миня оставили в машине, а сами пошли через лётное поле, дыша прокеросиненным ветром под серыми небесами. За терминалом, сразу же за бетонным заграждением, ждал Хао на «шевроле».
Шкип подумал, что стоит, наверно, выказать хоть какой-то мало-мальский интерес к тому, куда они направляются, но это было ему совершенно неинтересно. Впрочем, Шторм потребовал ответа, и полковник сказал:
– Хао лучше знает.
Шкип и Шторм разместились сзади, полковник – спереди, радом с Хао, который курил длинную сигарету и теребил фильтр большим пальцем, посыпая штанины пеплом, близоруко щурился на дорогу и неуверенно вёл автомобиль. Город отзывался звуком ружейных перестрелок, барабанной дробью вертолётных двигателей и – некоторым образом неожиданно – грохотом салютов. Они миновали несколько никому не нужных трупов на обочине, но в целом видели мало существенных разрушений – люди жили обычной жизнью, ходили туда-сюда, гоняли на небольших мотоциклах.
Полковник спросил:
– Мы вообще имеем хоть какое-то представление по поводу нашего маршрута? – но Хао, похоже, не понял вопроса, и полковник сказал: – Хао, по-моему, мы не знаем, куда мы едем.
– Он сказал мне место. Я найду. – Через насколько минут тот продолжил, упреждая следующий вопрос полковника: – Тёлон слишком большая. Слишком много улисы.
– Вон – вон – вон те джипы!
Хао остановил «шевроле» возле троицы армейских джипов Республики Вьетнам, припаркованных в случайном порядке вокруг мёртвых тел двух вьетнамцев.
– Стоп. Стоп. Давай тормози, – скомандовал полковник и, как только Хао вырубил двигатель, сказал: – Хао, мы тут сейчас осмотрим пару убитых вьетконговцев. Надо, чтобы ты глянул и удостоверился, что среди них нет нашего друга.
Хао кивнул.
– Ты ведь понимаешь, о ком я?
Хао сказал:
– Наша друг.
– Вряд ли он здесь. Здесь его быть не должно. Но ты всё же удостоверься. Порядок – давайте же приступим к делу.
Все выбрались из машины.
Трупы лежали посреди улицы бок о бок, задрав руки над головой. На каждом были заметны следы большого количества выстрелов. Их стерёг отряд из примерно девяти пехотинцев южновьетнамской армии – солдаты сидели в кабинах джипов или стояли, прислонившись к машинам. Рядом дымил сигаретой маленький офицерик – он стоял почти что по стойке смирно, держа руку на прикладе табельного пистолета.
– Майор Кэн?
– C’est moi.[91]
– Я полковник Фрэнсис Сэндс – Шкип, можешь перевести, чтобы он уловил смысл? Это мистер Шкип, мой племянник и коллега. Шкип, поблагодари его за то, что они выехали. За то, что держат это место под охраной. Скажи ему, что вся информация пришла от меня.