Она вышла через чёрный ход. Сэндс поставил сахарницу, ложки, две чашки и чайник на поднос с ручками, куда едва удалось просунуть пальцы, и принёс всё это в гостиную; оказалось, что Кродель за это время так и не притронулся к бутербродам без корочки. Сидел и разглядывал их.
– Это местный чай без всего, – сказал Шкип. – Без молока.
– У вас нет молока?
– В смысле, это просто некрепкая заварка – ну, понимаете… Жиденькая. Так уж здесь его пьют.
Шкип налил чай и наблюдал, как Кродель пожирает бутерброды, глотая их в два укуса. Он вдруг осознал, что сидит напряжённо подавшись вперёд, откинулся назад и напустил на себя расслабленный вид. Подавил порыв, столь характерный для уроженца Среднего Запада, – попотчевать гостя новыми бутербродами, а ещё – курицей, свининой, сливочным маслом.
– Хороший хлеб, – заметил гость.
Ни один из них не заговорил, пока Кродель не вытер руки синей полотняной салфеткой.
– Полагаю, – сказал Кродель, – ваши последние слова в мой адрес касались местоположения центра имени Кеннеди.
– Ах да. Вспомнил. Форт-Брэгг.
– Я из Четвёртого батальона. Обучение ВУС.
– Что ещё за ВУС?
– Военно-учётные специальности.
– Тогда ладно. И кого же вы обучаете?
– Ребят. Парней.
– Вон оно как. И какая у вас специальность?
– Психологические операции.
– Капитан Терри, вы, кажется, немножко на меня дуетесь.
Кродель улыбнулся, но лишь слегка.
– Значит, вас не удалось привлечь к испытанию на полиграфе.
– Нет. Я бы всё равно соврал в ответах на контрольные вопросы.
– Зачем бы это?
– Просто чтобы спутать результаты первого раунда.
– Шкип, вам незачем вести себя на нашем допросе так, как вас учили вести себя во время вражеского допроса. Мы ведь не враги!
– Отныне я больше не применяю термина «враг» ни при каких обстоятельствах. Вообще.
– Что так?
– Это просто глупо, чувак. Вы вот оглядывались вокруг в последнее время? Это не война. Это болезнь. Чума. Та давешняя тренировка с липовым полиграфом была моим предварительным раундом. А это второй раунд. Верно?
– Нет. Неверно. Это просто арест. Или типа того. То есть вам просто пора закругляться, вот и всё, так что я здесь, чтобы вас забрать.
– Тогда чего мы рассиживаемся?
– По причине моей интеллектуальной любознательности. Это моё извечное слабое место. Кем был полковник? Что он затевал? В том смысле, что эта его статейка стала актом профессионального самоубийства, но изложенные в ней суждения опровергнуть трудно.
– Фосс признался мне, что большую её часть написал он сам.
– Но идеи-то исходили от полковника. Во всяком случае, те, что на грани измены.
– Он был великим человеком, – сказал Шкип, – и никоим образом не изменником.
– Все мы хотим в это верить, Шкип.
– Он был стихией, Терри, а теперь его больше нет. Я запутался, и вы запутались. Никто не был готов к тому, что полковника вдруг не станет. Всё это максимально спутало ориентиры.
– Тогда давайте сориентируемся, Шкип, и разберёмся с его бардаком.
– Вы его совершенно не поняли.
– О нет! Вам не превратить эту историю в фильм об Уолте Уитмене или о ком-то вроде него – о том, как близорукие, узколобые олухи загубили непонятого самородка-провидца. Вам не превратить эту историю в притчу о распятии. Я спрашиваю, кем был этот тип, а вы мне тут соловьём заливаетесь, о том, какая это была фигура!
– Погодите-погодите. Я просто пытаюсь донести до вас кое-что, чего вы не понимаете. Я знал его всю жизнь, и клянусь вам, Кродель, полковник был именно таков, каким и казался. Он действительно был тем безумцем, который летал на самолёте с отстреленным крылом, курил сигары, хохотал, глядя смерти в глаза, и всё такое прочее. Но имелась у него и оборотная сторона. Он хотел быть умным, хотел быть эрудированным, хотел быть лощёным бюрократом. Удивляюсь, как это он не завёл привычку курить трубку. Он хотел придать нашей работе интеллектуальный характер, он хотел контролировать информационные системы, он действительно… где-то внутри у него всегда сидел такой вот, знаете, хорошо припрятанный библиотекарь.
– Вот эта-то оборотная сторона, Шкип, всё нам и запорола. Давайте-ка разберёмся с этой его стороной.
– Разберёмся?
– Да ладно вам, Шкип, давайте будем работать вместе. Нам нужно снова пролить на всё это свет. Полковник не удосужился с нами поделиться. Не приложил усилий к достижению нашей общей цели.
– Ну так?
Кродель вылил осадок из чайника себе в чашку.
– Слушайте, Терри, должен ли я предоставить вам что-то прямо сейчас? Потому что мне так не кажется.
– Я был хотел расспросить вам об этой картотеке.
– Она здесь, прямо наверху. Берите – не хочу.
– Правда?
– Ну да, берите – не хочу. Толку-то от неё – ноль без палочки.
– Вы же понимаете, что в данный момент вам незачем лгать.
– Понимаю. Картотека наверху. И она бесполезна. Сие есть непреложная истина.
Кродель расслабился, как будто и в самом деле, кажется, поверил.
– Вот это был и впрямь человечище.
– Ага. Ага. И «человечище» – ещё не то слово.
– Как он охарактеризовал свои отношения с Джоном Брюстером?
– С Брюстером?
– Ага. Мне любопытно. Как складывались их отношения?
– Натянуто. У Брюстера возникли некоторые опасения, и он усадил его за стол.