— Поехали! — Сережка позади меня прыгнул на седло. Теплый воздух качнулся навстречу. Я услышал, как головки травы защелкали по моим кроссовкам. Тряхнуло. Я засмеялся от радости.
Куда мы едем, я не спрашивал. Не все ли равно! С Сережкой я ничего не боялся. Правда, был внутри щекочущий холодок, но не от страха, а от предчувствия приключений.
Пахло тополями и нагретым за день асфальтом. Где-то трещал ночной кузнечик. Однако настоящей ночи не было, на севере в просветах среди многоэтажек неярко желтела июньская заря.
Мы ехали недолго, остановились у забора. Сережка ссадил меня в бурьян, раздвинул доски. Сперва протащил в широкую щель велосипед, потом меня. Устроил меня на деревянной скамейке со спинкой.
Мы были на краю большой площадки с футбольными воротами. Справа подымалось трехэтажное здание, в его квадратных окнах блестело отражение зари. Я понял, что Сережка привез меня на школьный стадион.
Он присел рядом, сказал деловито:
— Подходящее место.
— Для чего подходящее-то? — Я понял, что Сережка под деловитостью прячет беспокойство. Он ответил напряженно:
— Для взлета...
— Для чего? — Это я почти крикнул. Потому что... да, в самом деле я ожидал чего-то такого. Сережка тихо и словно виновато посапывая рядом. Тогда я спросил шепотом:
— У тебя есть самолет?
— Нет... То есть да... То есть...
— Ну, что? — у меня неожиданно прорвалась досада. — То «нет», то «да». Есть или нету?
Сережка не обратил внимания на мой тон.
— Ромка... ты только не удивляйся. Понимаешь, я сам... умею превращаться в самолет. Честное слово...
«Игра такая!» — подумал я. И почему-то пожалел Сережку. И чтобы загладить недавнюю раздражительность, сказал, как маленькому фантазеру:
— Ну что ж... это бывает. Конечно...
—Я сейчас покажу. — Он встал. — Ты только не пугайся. И еще...
— Что?
— Когда я превращусь, тебе надо будет забраться в кабину. Самому. Помогать-то будет некому...
— Ладно. Уж как-нибудь... — Я вдруг сразу поверил Сережке. И даже испугался оттого, что поверил так быстро и крепко. Но тут же старательно вспомнил опять, что это сон. И повторил веселее: — Ладно!.. А говорил, что у тебя никаких талантов!
Сережка отозвался серьезно, грустно даже:
— Я не знаю, талант это или наоборот. Но тут уж, видать, судьба, раз мы встретились.
Я не успел ничего ответить. Сережка отошел. В светлых сумерках я видел, как он встал прямо, приподнялся на цыпочках, раскинул руки... И через миг на школьном стадионе стоял самолет.
Размах крыльев занимал в моем поле зрения столько же места, сколько за секунду до того занимали раскинутые Сережкины руки. Поэтому самолет оказался не там, где только что стоял Сережка, а дальше, метрах в двадцати. «Эффект линейного зрения!»
Я съехал со скамейки на землю и пополз к самолету. Понимал, что крошки гравия обдирают мне ноги, но не чувствовал этого. Самолет выглядел не так, как тот, на котором я летал в своих прежних снах. Крыльев было не две пары, а одна. Они торчали из бортов и сильно сужались к округлым концам. Но все равно это был, как и у меня, одноместный легкий самолетик — словно специально для мальчишки. И на серебристой, светящейся в сумерках ткани я различил знакомый знак «L-5». А еще — силуэт морской звезды с пятью изогнутыми щупальцами.
От самолета пахло бензином, теплым дюралем и резиной маленького тугого колеса. Сон, а все так подробно, реально.
Дверца была раскрыта, от нее спускался дюралевый трап с тремя дырчатыми ступеньками. Вот на этом трапе я помучился. Но Сережкин голос (немного изменившийся) подбадривал меня. Когда я оказался в кабине, на вогнутом пластиковом сиденье, то понял, что голос этот — из динамика на приборном щитке.
— Все в порядке? — спросил Сережка с виноватой ноткой.
— В порядке. Руки-то у меня сильные... (И я тихонько плюнул через левое плечо, чтобы в локтях и пальцах не появилась пугающая слабость.)
— Значит, полетим?
— Давай...
— Нет уж, это ты «давай», — вздохнул Сережка в динамике.
— Почему я?!
— Ну... такое правило. Если я один, я могу управлять собой сам, а если кто-то у меня в кабине, то я уже не могу. Должен тот, кто в пилотском сиденье... Да чего ты боишься? — В голосе зазвенела привычная веселая струнка, Се-режкина. — Ты же умеешь! Столько раз летал на своем самолете!
Я не принял его бодрого тона.
— Тогда у меня ноги работали. А сейчас-то как?
— Можно ведь и без педалей! Будешь делать крен своим телом.
— Я так не умею...
— Сумеешь. Туловищем направо-налево... Я же легкий.
«Это ведь сон, — уже который раз напомнил я себе. —
Во сне все получается, если он хороший... А это хороший сон, раз я с Сережкой!»
Но следом подумалось:
«А если хороший, почему не работают ноги? Будто наяву...»
Но эту мысль я прогнал.
— Хорошо, Сережка! Я попробую! — И даже пошутил: — Только не превратись в себя самого в воздухе. А то мне придется лететь на тебе верхом. Как кузнец Вакула на черте!
Сережка посмеялся, но как-то нервно.
— Ромка, торопись. Ночь-то короткая...