— Простите... — Она встала, быстро пошла прочь, почти побежала. На площадке ее окружили ребята. Опять заоглядывались на меня, но сдержанно. Потом вновь началась игра, а один мальчик — такой насупленный толстячок в бархатном костюме и шляпе с георгиевской лентой — торопливо побежал куда-то. Я подумал было, что мальчишку выставили, чтобы уравновесить силы. Но он скоро примчался обратно, принес что-то вроде толстой белой свечки. С этой свечкой девочка снова подошла ко мне.
— Мальчик, возьмите это... чтобы вам не скучно было ждать друга. (Она сказала «не скушно», на старинный манер.) — Я взял. Оказалось, это эскимо на гладкой закругленной с конца палочке. На обертке — синяя картинка: два забавных пингвина.
Вроде бы пустяковое дело — эскимо, но у меня вдруг в глазах защипало от такой вот доброты незнакомых ребят. Однако я сказал солидно (сипловато только):
— Благодарю вас.
— На здоровье... — Девочка присела в поклоне, который называется «книксен». Сделала шаг от меня. И вдруг оглянулась. — Простите... а вы обращались к врачам?
Я сказал, разворачивая шелестящую обертку:
— Много раз... Но это неизлечимо.
— Как жаль... — Она опять шагнула. И оглянулась вновь. — Простите... но разве и Старик сказал, что неизлечимо?
Я сразу почувствовал, с каким значением это слово — «Старик».
— А кто он такой?
— Как? Вы даже не слышали про Старика?!
— Я... нездешний. Я совсем недавно приехал...
— Это самый знаменитый колдун! Но не простой колдун, не сказочный, а... научный. Он лечит такие болезни, от которых отказываются врачи...
Я лизнул мороженое и вздохнул. Не объяснишь ведь этой замечательной девочке, что я совсем из других краев и, наверно, даже из другого времени. Что скоро я проснусь и...
— Мальчик, вы непременно должны сказать про Старика своим родителям! Он живет на улице Веселых Маляров, дом пять.
— Спасибо, я обязательно...
Она присела опять и убежала — туда, где мелькал красно-желтый, гудящий под ударами ладоней мяч.
А я взялся за эскимо.
Вкус был... ну, прямо как в рекламе по телевидению: «райское наслаждение». И я половину порции сам не заметил как сглотал. И только тут спохватился: надо ведь оставить Сережке!.. А чего это его так долго нет? Где застрял?
Но тревожиться всерьез пока было некогда: мороженое быстро таяло. Белые капли падали мне на ноги, и я даже чувствовал кожей холодок. Это меня порадовало. Но мороженое следовало спасать, и — делать нечего — я прикончил его. Осталась только плоская палочка с черными буквами: «Компанiя бр. Сидоровыхъ».
Фамилия — как у Сережки!
Но куда же он все-таки девался? Я наконец занервничал изо всех сил. И вот тогда он появился! С креслом.
Это было старомодное сооружение с плетеной спинкой, с литыми, без накачки, шинами, без ободов для рук.
Сережка сердито сопел:
— Вот, только такой тарантас добыл. Да и то с трудом...
— Ничего! — Я ликовал в душе, что Сережка — вот он! Такой родной среди этой ласковой, но все же чужой и старомодной жизни. — Ничего, что тарантас! Так даже интереснее!.. А пока тебя не было со мной, со мной тут... уже познакомились. Мороженым угостили. Я хотел половину оставить тебе, а оно тает, тает, а тебя все нет, нет... И теперь только вот... — Я показал палочку. — Эта «Компанiя» случайно не твои родственники?
— Не-а... — Он со смехом взял палочку. — Ну, не беда, что ничего не осталось. Поделим это... — И сломал палочку пополам. Сунул половинку в нагрудный карман, а мне отдал другую. Ту, что со словами «бр. Сидоровыхъ».
«Мы ведь тоже почти что «бр.». Неважно, что я Смородкин», — подумал я. И отвел глаза, потому что Сережка эту мою мысль, кажется, прочитал. Я тоже затолкал палочку в карман рубашки, а Сережке сказал небрежно:
— Эта девчонка... ну, которая угостила... она говорит, что в городе есть какойтто Старик. Что он лечит все болезни...
Сережка молчал. Я вдруг увидел, что он не просто молчит, а со странным напряжением на лице. Словно вспомнил о неприятном деле. Потом он ответил, глядя мимо меня:
— Вообще-то я знаю этого Старика...
— Знаешь? Откуда?
— Я же здесь не первый раз... Ладно, поехали!
— К нему?
— К нему...
Но я видел, что Сережке не хочется к Старику.
— Сережка, не надо. Все равно он меня не вылечит. А если и... Это же не по правде! Утром проснусь — и все как раньше...
— Это утром, — возразил Сережка хмуро и строго. — А здесь тебе разве не хочется побегать? Чтобы мы вместе...
Да, правильно! Ведь в своих снах я мог бы вместе с Сережкой гулять по Туманным лугам, по Заоблачному городу! И может быть, играть с теми ребятами на площадке. «Вот видите, мальчик, Старик — настоящий волшебник».
— Тогда поехали! Или... тебе почему-то нельзя туда?
— Это неважно... — И в два счета Сережка усадил меня в непривычное, твердое и просторное кресло.
Нам торопливо, заботливо так, уступали дорогу. У мостика через ручей с водопадом подбежали два маленьких кадета в белых мундирчиках с золотыми шнурами, в высоких фуражках.
— Позвольте вам помочь!
Сережка позволил. Он был молчалив. Я ни о чем его не спрашивал: понимал, что назревает какое-то новое событие. Доброе?! Или наоборот?..