Дырчатая луна

— Я тоже сперва обрадовался. Показал старику, как это у меня получается. А он... прямо весь накалился от гнева. «Я, — говорит, — не позволял соваться в те сферы, которые вы знать пока не должны. Вы просто-напросто струсили и не сдали экзамен. И потому — можете быть свободны...» Ну... я и ушел... Потом еще хотел вернуться, не к Старику, а просто так, чтобы побродить по городу, но дороги от той эстакады уже не было. Хорошо, что ты нашел другой путь — от Мельничного болота...

— Сережка! А почему ты говоришь, что Старик — не злой? Если он так с тобой...

— Может быть, он сам испугался...

— Чего?

— Того, что я сунулся в эти... запретные сферы.

— Ты же не нарочно!

— Вот именно. Из-за страха. А трусы ему не нужны...

— Нет, Сережка. Ты ведь ну нисколечко не трус. Ты — наоборот... — выговорил я с отчаянной искренностью. — А Старик... Да он просто тебе позавидовал! Сам-то небось не умеет так!

— Кто его знает... Вообще-то он меня с самого начала недолюбливал. Все остальные у него — из того Города, а я — чужак. Ни бархатной курточки у меня, ни хороших манер... Ну и ладно! Конец-то у этой истории самый счастливый! Верно?

— Разве... счастливый?

— А разве нет?.. Когда Старик прогнал меня, я начал искать новых друзей. И встретил тебя.

Я засопел, и опять вокруг сделалось тепло и сказочно... И почему-то вспомнилась Сойкина песня:

  Сказка стала сильнее слез,
  И теперь ничего не страшно мне...

Подольше бы не кончался этот сон! Хотя... Ведь когда я проснусь утром, в понедельник, Сережка прибежит ко мне наяву!

Он шелестящим шепотом сказал мне на ухо:

— Ромка, пора...

Мы взялись за руки и забрались на глыбу — круглую и теплую, как спящий гиппопотам. Сказали «раз, два, три» и прыгнули.

...И я услышал, как в маминой комнате звенит будильник.

ДВЕ  ПАЛОЧКИ

Я проснулся и несколько секунд чувствовал, будто в моей руке рука Сережки.

Другое ощущение держалось дольше — гудящая усталость в ногах. Я не сразу понял, что уже не сон. А понял — и обмер от радости: раз гудят, чувствуют, значит... И шевельнул ногами. Вернее, попробовал шевельнуть. И тут пропало все — и усталость, и сами ноги. То есть стало привычно казаться, что их нет.

«Сейчас разревусь!» Я уткнулся лицом в подушку... А какой смысл плакать-то? Мало, что ли, я уже слез пролил на больничных койках и дома?

Я полежал, подышал тихонько и почувствовал, как горе уходит. Что ни говорите, а все-таки мне повезло! Ведь во сне-то я стал здоровым! И снова будет ночь, и снова мы с Сережкой пойдем по Туманным лугам и, может быть, опять окажемся в Заоблачном городе — таком красивом, таком загадочном...

Вошла мама. С этого дня она была в отпуске и собиралась в профилакторий. А перед отъездом, как известно, масса хлопот.

— Вставай и завтракай без меня, я стираю... Дай-ка и рубашку твою выстираю. Почему она у тебя такая мятая и в мусоре? Трава какая-то прилипла... (В самом деле, почему?) — И в кармане сор... — Мама вытряхнула на одеяло плоскую желтую палочку. С мелкими черными буквами!

Белый свет поплыл вокруг меня.

— Мама, не выбрасывай!! Дай!..

Палочка — длиной с мизинец. Один конец закругленный, другой обломан. И отпечаток на свежем дереве: «...бр. Сидоровыхъ».

— Собираешь всякую дрянь, — вздохнула мама.

А я стиснул плоскую лучинку в кулаке. Кулак прижал к груди. А сердце там: бух!., бух!., бух!.. Словно эхо Гулких барабанов Космоса...

После этого я все утро жил как во сне. Вернее, в полуобмороке. Вроде бы все делал как надо: отвечал на мамины вопросы, умывался, разогревал гречневую кашу, жевал ее... но мысли были об одном: скорее бы пришел Сережка!

И он пришел! Веселый такой, чуть запыхавшийся.

— Здрасте, Ирина Григорьевна! Ромка, привет...

Мама заулыбалась — Сережка явно ей нравился, хотя сегодня явился он не в «парадном виде», а обычный, слегка растрепанный.

Я молча потянул его в свою комнату.

— Садись...

Он послушно сел на край моей постели, понял что-то. Я разжал кулак. Палочка лежала на ладони буквами вверх.

Сережка с полминуты смотрел на палочку, и лицо его делалось все строже, тоньше как-то. Даже красивее.

Потом он запустил два пальца в свой нагрудный карман и достал такую же плоскую лучинку.

Мы, не сговариваясь, соединили обе палочки. «Компанiя бр. Сидоровыхъ» было написано на них.

Сережка чуть улыбнулся, поскреб своей щепочкой подбородок и глянул мне в глаза: «Ну, вот видишь! Теперь ты все знаешь...»

Гулкие барабаны Космоса снова зазвучали во мне.

— Значит, не сон? — шепотом сказал я.

— Значит...

— А почему ты сразу не объяснил?

— Ну... — Он опять заскреб подбородок. — Я думал, вдруг ты не поверишь, если узнаешь раньше срока... Да я ведь намекал!

— Когда?

— Да тыщу раз! Объяснял, что сон бывает не просто сон, а переход в другое пространство...

Да, правда. Но тогда... Однако спросить о себе сразу я не решился. Спросил про другое — и с легкой опаской:

— Сережка, ты кто?.. Инопланетянин?

Он округлил глаза, белесые ресницы растопырились.