«Он-то придет, — подумал я. — А вот тебе-то никуда не надо бы ходить с этим». Но только молча кивнул.
Из своей комнаты я слышал, как о чем-то они весело спорят. Смеются. А потом:
— Рома! Ты случайно не знаешь, где мои золотые сережки? Хочу надеть.
Я знал, конечно. С собой их мама не брала, оставила в ящике с документами.
— Там, где всегда.
— В том-то и дело, что нет. Я все обшарила...
Я на своих колесах протиснулся в мамину комнату.
— Недавно их видел, когда деньги брал... Пусти-ка... — Я сам перетряхнул все бумаги. И чувствовал, как мама и Евгений Львович смотрят мне в спину.
— Рома... — Голос у мамы стал какой-то ненастоящий. — А как ты думаешь... никто посторонний не мог их взять?
— Кто?! Тетя Надя, что ли?
— Ну уж, разумеется, не тетя Надя.
Тут мне — как горячая оплеуха, аж в ушах зазвенело. Все понял! Рывком я развернул кресло. К Евгению Львовичу.
— Вы что же! Думаете на Сережу?!
— Рома, я ничего не хочу сказать... Но есть моменты, когда выводы напрашиваются сами собой. Логика событий...
— Мама! Да Сережка даже^не смотрел никогда, как я деньги достаю! Он даже не знает, где ключ от ящика лежит!
«Фу ты, как беспомощно! Стыдно!» «Ключ от квартиры, где деньги лежат!» Будто поганый анекдот! Такое — про Сережку!
Евгений Львович — лысоватый, но прямой, в белой рубашке — стоял у стула с висящим на спинке пиджаком. Повязывал галстук (мама его только что выгладила). Смотрел сочувственно:
— Рома, но вы же утверждали, что у вашего друга есть отмычка на все случаи жизни.
Вот он как повернул мою глупую откровенность!
— А вы... вы зато знали, где ключ от ящика! Я сам показал!
— Роман! Получишь затрещину!
— Хоть сто! Пожалуйста!.. Сережка правильно сказал: вокруг него... вот этого... пространство вранья!
— Извинись сию же минуту! — Мама побелела.
— Ира... Ирина Григорьевна, подождите. Будем объективны. Рома вправе защищать своего друга, а я... что же, здесь тоже есть логика: я действительно знал, где ключ от ящика.
— Евгений Львович! Ну хоть вы-то не ведите себя как мальчишка!
— Почему же, Ирина Григорьевна! Есть смысл общаться на равных. Что я должен делать? Вот мои карманы! — Он хлопнул по пиджаку на стуле. — Если я присвоил драгоценность, то наверняка не успел еще спрятать ее в тайнике!
Он уже издевался! Да!
— Вы Сережке просто мстите! Потому что он вас раскусил!
— Роман! Чтобы этот твой Сережка к нам больше ни ногой! Но сначала...
— Ни ногой? Тогда и я! Пожалуйста! С ним!.. А ты живи тут с этим... Думаешь, ему ты нужна? Ему жилплощадь... — Меня уже несло, как в кресле без тормозов. Как тогда по наклонной мостовой в Заоблачном городе!
Мама замахнулась, но вдруг уронила руку. Будто перебитую. А Евгений Львович покачал головой — ласково так и трагически:
— Рома, Рома... Какой вы еще глупенький мальчик...
— Да! Глупенький! Сережка тоже так считает! Иначе не заставил бы отворачиваться! Там! Ночью! Когда вы обнимались... с какой-то...
— Рома, вы бредите? Вы... Ира...
Вот тут-то и появился Сережка.
Он толкнул дверь, не постучав. Наверно, издалека услышал мой крик. Встал на пороге — взъерошенный, встревоженный:
— Ромка! Что с тобой?
У меня рыдания были уже у горла, но я еще держался.
— Сережка, они... вот он! Говорит, что ты взял мамины сережки...
И с этого момента все в моем сознании как-то замедлилось. Наверно, от перегрузки нервов. Только в мозгах глупо стучало: «Сережка — сережки, Сережка — сережки...»
Мама что-то неслышно говорила. Евгений Львович убедительно воздел руки... Сережка смотрел не на них, на меня. Может, и не сразу он все понял, но быстро. Сперва сморщился, будто заплакать хотел, потом закусил губу. Сощурился. И вдруг я услышал, что он спрашивает спокойно и деловито:
— Какие сережки-то? Металлические? Шарики?
— Да, золотые! — Время опять сорвалось, помчалось. А Сережка повел перед собой развернутой ладонью.
...Однажды на заброшенной территории уронил я в траву значок: булавка отстегнулась. Хороший такой значок, со старинным автомобилем. Подарок дяди Юры. И Сережка успокоил: «Не волнуйся, он же металлический. Сейчас... — Повел над травой рукой, нагнулся. — Вот он!» — «Ты и такое можешь!» — «Да это легко! Хоть кто сможет, если потренируется...»
...И вот он — с ладонью, направленной вперед, — шагнул к стулу. Все молчали, будто под гипнозом. Сережка запустил руку во внутренний карман пиджака. Выдернул кожаный бумажник.
— Ромка, держи! Вытряхни сам...
Я дернулся, поймал бумажник в воздухе. Мама рванулась ко мне.
Но я успел! Распахнул бумажник, тряхнул! Потому что уже знал!
Посыпались квитанции, визитные карточки, деньги. А сверху, на них — два желтых шарика с солнечными искрами...
Сережка спиной вперед отошел к двери. Тихо закрыл ее за собой...