Еще одна отличительная черта японского искусства – асимметрия. Сама концепция, безусловно, ведет начало от стиля «одного угла» Ма Юаня. Наиболее убедительные и смелые образцы такого подхода обнаруживаются в буддийской архитектуре. Главные сооружения, такие как ворота с надвратной башней, Зал Дхармы (Пути), зал Будды и другие, составляют как бы одну прямую линию, второстепенные же по значимости здания и служебные постройки, иногда тоже весьма важные, не располагаются по обе стороны прямой линии наподобие крыльев, обычно они произвольно разбросаны по территории храма и привязаны к местности. Вы легко убедитесь в этом при посещении любого горного буддийского храма – хотя бы храма Иэясу в Никко. Напрашивается вывод, что асимметрия свойственна всей японской архитектуре такого типа. Если вы внимательно приглядитесь к планировке чайного домика или чайной комнаты, то увидите, что в конструкции потолка заложено по крайней мере три различных стиля. Утварь для приготовления и сервировки чая, расположение камней тропинки в саду и декоративных валунов – все это также примеры асимметрии или, если угодно, «несовершенства», присущего стилю «одного угла».
Некоторые отечественные идеологи пытаются объяснить пристрастие японских художников к асимметричным формам и нарушению условных законов «геометрии» искусства особой теорией. Якобы то был способ своеобразного морального тренажа по принципу никогда не выставлять себя напоказ, держаться в тени, и укоренившаяся в сознании привычка к самоуничижению проявилась в искусстве в стремлении оставить незаполненным основное пространство, весь центр. Однако мне лично такая теория не кажется убедительной. Разве не более приемлемым будет утверждение, что художественный гений японского народа вдохновлялся дзэнским мировоззрением, которое склонно рассматривать все вещи как совершенные в самих себе и воплощающие при этом природу всеобщности, принадлежащую Единому?
Доктрина аскетического эстетизма не столь глубоко проникла в сознание масс, как доктрина дзэнского эстетизма. Импульсы, побуждающие к искусству, творчеству, более естественны, органически присущи человеку, чем моральные установки. Зов искусства проникает непосредственно в человеческую душу. Мораль обладает функцией регулирующей, а искусство – творческой. Первая навязана обществом, второе же является непреодолимым внутренним позывом. Дзэн неизбежно соотносится с искусством, но не моралью: Дзэн может быть аморальным, но немыслим Дзэн без искусства. Когда японские художники создают несовершенные с точки зрения формы произведения искусства, они, может быть, и сами готовы приписать все свои побудительные мотивы установкам морального аскетизма, но мы не должны слишком полагаться на их суждения, как и на мнения критиков. В конце концов, наше самосознание – не самый надежный оценочный критерий.
Как бы то ни было, асимметрия, бесспорно, свойственна японскому искусству, вот почему легкостью и изяществом отмечены работы японских мастеров. Симметрия же придает произведениям искусства торжественность, внушительность, что вполне соответствует принципу логического формализма с его нагромождением абстрактных идей. Японцев принято считать людьми недостаточно интеллектуальными и не очень склонными к философскому мышлению, поскольку их общая культура не слишком насыщена интеллектуализмом. Это критическое отношение со стороны европейцев, на мой взгляд, во многом объясняется любовью японцев к асимметрии. Интеллект стремится прежде всего к сбалансированности, между тем как японцы, наоборот, тяготеют к разбалансированности.
Разбалансированность, асимметрия, стиль «одного угла», бедность, упрощение, саби и ваби, одиночество, обособленность и другие сходные идеи, составляющие характерные особенности японского искусства и культуры, – все они являются производными от главного, от восприятия истины Дзэн, гласящей: «Одно есть Все, и Все есть Одно».
Учение Дзэн смогло стимулировать творческие импульсы японской нации и придать специфическую идейную окраску работам выдающихся мастеров благодаря следующим факторам:
* дзэнские монастыри были хранилищами знаний и искусств, по крайней мере на протяжении эпох Камакура и Муромати;
* дзэнские монахи имели постоянные контакты с культурами сопредельных стран;
* весь народ в целом, и особенно представители аристократии, обращался к дзэнским монахам в поисках вдохновения и творческих озарений;
* сами дзэнские монахи были художниками, поэтами, учеными и мистиками;
* властители страны всячески поощряли монахов к участию в разного рода коммерческих предприятиях с целью ввоза зарубежных ремесленных изделий и предметов искусства в Японию;
* аристократы, а также классы, обладавшие политическим влиянием, оказывали покровительство дзэнским храмам, и многие ревностно предавались изучению мудрости Дзэн.
При таком положении вещей Дзэн-буддизм оказывал сильнейшее воздействие не только непосредственно на религиозную жизнь японцев, но и на всю культуру нации в целом.