На последней стадии обучения искусству меча мастер приобщается к тайному знанию, которое доступно лишь настоящему виртуозу. Одной технической подготовки здесь недостаточно, ибо владение техникой фехтования все еще не выходит за рамки ученичества. Тайное знание среди мастеров известно как принцип «Луны в воде», что, по мнению классиков Дзэн, соответствует состоянию мусин.
Что же означает принцип «Луны в воде»?
Он по-разному толкуется в разных школах фехтования, но главное здесь – уловить, каким образом луна отражается в каждой лужице, в каждой капле воды, пребывая в состоянии «отсутствия духа-разума». Об этом хорошо сказано в стихотворении, сложенном государем у пруда Хиросава:
Это пятистишие позволяет нам проникнуть в загадку мусин – здесь нет и следа искусственности, заданности, все предоставлено самой природе.
Можно еще вспомнить, как одна и та же луна отражается в сотнях ручьев и рек: сам лунный свет не делится на части, но его повсюду отражают частицы воды. Лунный же свет остается неизменным даже там, где вовсе нет воды и нет отражения. Ничего не происходит с лунным светом и там, где воды много и она облечена с разнообразные формы, и там, где вся она вмещается в небольшую лужу. По этой аналогии легче будет разобраться и в загадках духа-разума. Но луна и вода материальны, меж тем как дух-разум не имеет формы и действие его трудно проследить. Иначе говоря, символические образы не передают всей истины, а лишь намекают на нее.
Мне попался в руки номер «Atlantic monthly» со статьей испанского тореадора Хуана Бельмонте, где он делится секретами своего мастерства. В бое быков, очевидно, много общего с японским фехтованием на мечах. Его рассказ полон интересных соображений, и я позволю себе процитировать частично заметки переводчика вместе с описанием поединка, который принес Бельмонте славу лучшего тореро своего времени. В том бою он постиг состояние духа, о котором говорит Такуан в своем послании к Ягю, правителю Тадзимы. Если бы испанский герой проходил подготовку по буддистскому методу, он непременно приобщился бы к Непоколебимому Знанию.
Переводчик комментирует: «Бой быков – не спорт, его нельзя даже сравнивать со спортом. Бой быков – нравится он вам или не нравится, одобряете вы его или не одобряете – есть искусство, такое же как музыка или живопись, и судить о нем можно только как об искусстве. Он пробуждает духовные страсти и затрагивает глубины души подобно тому, как симфонический оркестр под управлением знаменитого дирижера волнует сердце истинного любителя и знатока музыки».
Вот как передает Бельмонте свое психическое состояние в напряженный момент схватки: «Как только бык появился на арене, я направился к нему и, сделав всего три шага, услышал рев толпы. Весь стадион вскочил на ноги. Что же я сделал дальше? Мгновенно забыл о публике, о других тореро, о себе самом и даже о быке. Я сражался, как прежде много раз сражался в одиночестве по ночам в кораллях и на пастбищах, словно набрасывая некий рисунок на грифельной доске.
Говорят, в тот день мои пассы со шляпой и работа с мулетой были настоящим откровением в искусстве боя быков. Не знаю и не берусь об этом судить. Я просто сражался – так, как, по моему убеждению, и должен был сражаться, ни единой посторонней мыслью не смущая своей веры в дело, за которое взялся. Этот бык впервые в жизни заставил меня отдаться чистой радости боя, не обращая внимания на публику. Тренируясь с другими быками на свободе, я часто говорил с ними, и в тот день мы тоже долго разговаривали с быком – все то время, что моя мулета вычерчивала в воздухе арабески, примеряясь к фаэне, смертельному удару.
Когда я уже не знал, чем еще приманить быка, я стал на колени прямо под его опущенными рогами и приблизил лицо к его морде.
“Ну же, бычок, – прошептал я, – лови меня!” Я снова вскочил, провел мулетой у него перед носом и продолжил свой монолог, ободряя быка, прося его нападать.
“Сюда, сюда, бычок! – шептал я. – Бросайся сюда. Ничего с тобой не случится… Вот так, так… Видишь меня, бычок? Что? Ты устал?.. Ну, давай же! Лови меня! Не трусь!.. Лови меня!”