Читаем Дзержинский полностью

— Александр Иванович, простите меня. Утром я наговорил вам много глупостей. А ведь я вас люблю, честное слово, люблю! — неожиданно вырвалось у Феликса.

— Да что вы, Феликс Эдмундович! Я и думать-то забыл о том разговоре. Я-то ведь тоже хорош. Не мы с вами виноваты, ссылка виновата, — ответил растроганный Якшин.

5

Вьюжным февральским утром пришел урядник.

— Собирайтесь, господин Дзержинский, завтра поедете в Слободской. Его благородие уездный воинский начальник вызывают, — сказал он, протягивая Феликсу повестку.

В повестке значилось, что Дзержинский должен был явиться для прохождения врачебного осмотра «на предмет определения годности к воинской службе».

Перспектива попасть в солдаты вовсе не устраивала Феликса. И не без оснований. Это означало бы еще на 6 лет оторваться от жизни, оказаться где-нибудь еще дальше Кая, под неустанным надзором унтеров и фельдфебелей, подвергаться ежедневной муштре, изнуряющей тело и душу. Бежать же из части было труднее, чем из ссылки. Побег обнаружится на первой же утренней или вечерней поверке.

— Надо немедленно бежать! — сказал Феликс, как только калитка захлопнулась за полицейским.

— Чепуха, — ответил Александр Иванович. — Бежать сейчас невозможно. Задержат на первом же станке, в первом же селе. Или замерзнешь где-нибудь в лесу, на болоте. Да и нечего горячку пороть, призыв-то только осенью будет.

Выехал Дзержинский из Кайгородского на почтовых. По дороге попали в метель, до Слободского добирались двое суток.

В солдаты его не взяли. Наоборот, вовсе освободили от военной службы «по болезни».

Из Слободского он писал в Нолинск Николевой:

«У меня трахома все сильнее, полнейшее малокровие (распухли железы от этого), эмфизема легких, хронический катар ветвей дыхательного горла. В Кае от этого не излечишься… Я постараюсь устроить свою жизнь короткую так, чтобы пожить ею наиболее интенсивно». Феликс чуть-чуть не приписал — «для революции», но вовремя вспомнил, что письма его читает полиция, и после слова «интенсивно» поставил точку. Маргарита Федоровна и так поймет.

По приезде в Кай немедленно отправился к местному врачу. Тот долго выслушивал и выстукивал его и наконец сказал:

— Никакой эмфиземы, батенька мой, у вас нет. Здоровьишко, конечно, не ахти какое, но ничего угрожающего, по крайней мере на ближайшее время, я не вижу.

— Но как же комиссия могла так ошибиться? — усомнился Дзержинский.

— А, навыдумывали, чтобы бунтовщика в солдаты не брать!

Дзержинский решил воспользоваться заключением врачебной комиссии, чтобы добиться перевода в уездный город. Предлог — «для лечения», а фактически, чтобы облегчить и ускорить побег,

Но тут перед ним встала дилемма, как писать.

— Просить униженно не буду, а иначе не переведут, — заявил Феликс Яншину.

Долго од трудился над коротким заявлением. Писал, рвал и опять писал. Наконец облегченно вздохнул: заявление было написано достаточно убедительно и с чувством собственного достоинства.

«Оставить без последствий», — собственноручно начертал красными чернилами губернатор.

Однако последствия были. В Кайгородское прикатил слободской исправник с приказанием его превосходительств» привлечь Феликса Эдмундовича Дзержинского к уголовной ответственности за занятие адвокатурой, «ему не разрешенной».

Долго в волостном правлении орал он на свидетелей, добиваясь нужных показаний, но так и уехал ни с чем.

«Дзержинский платы с просителей никакой не брал и в дома к ним не ходил, а последние сами приходили к нему на квартиру», — вынужден был написать исправник в своем заключении.

Через месяц Николева получила новое письмо от Дзержинского. «Я боюсь за себя. Не знаю, что это со мной делается. Я стал злее, раздражителен до безобразия», — писал Феликс. Далее были и такие строки: «Кай — это такая берлога, что минутами невозможно устоять не только против тоски, но даже и отчаяния…»

Маргарита Федоровна взволновалась. Прибежала с этим письмом к Дьяконовой.

Они тут же написали прошение все тому же Клингенбергу о разрешении ссыльной Маргарите Федоровне. Николевой выехать в село Кайгородское для свидания с больным Феликсом Эдмундовичем Дзержинским.

Разрешение было получено только в июне, и Маргарита Федоровна, нагруженная книгами, журналами, письмами и всякой снедью, отправилась в дальний путь.

В Кайгородском Николева пробыла недолго. Когда она возвратилась в Нолинск, ее светелка наполнилась ссыльными. Всем не терпелось узнать, как живут Дзержинский и Якшин.

— Живут наши каевцы скверно, — рассказывала Маргарита Федоровна, — жизнь ведут самую строгую. Белый хлеб у них редкость, едят главным образом продукты своей охоты или рыбной ловли. Феликс Эдмундович исхудал страшно, и малокровие у него, доходящее до головокружения. Оба скучают от безлюдья.

Усталый вид и взволнованность Николаевой не укрылись от внимания гостей. Светелка быстро опустела.

— Ну как? Выяснили вы свои отношения? — спросила Катя, когда все ушли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное