Дзержинский на фронтах Гражданской

21 сентября 1922 г. Дзержинский в письме Г.Г. Ягоде и В.Д. Фельдману выразил свое возмущение поступком Хундадзе, нарушившим, по его мнению, партийную и служебную дисциплину: «…Хундадзе следователь ГПУ и как таковой, познакомившись с делом т. Трушина, не имел права выступать с какими бы то ни было частными письмами и делать свою политику, а тем более с таким гнусным письмом, которое должно быть предметом расследования по существу ЦКК на предмет наложения на Хундадзе партийного наказания. По нашей линии прошу немедленно сегодня же следователя Хундадзе уволить (за недисциплинированность и хулиганство в своем письме) без права поступления на службу в органы ГПУ. Об исполнении сообщите». В тот же день Г.Г. Ягода сообщил Дзержинскому, что следователь «уволен без права поступления в органы ГПУ»[462].

После окончания Гражданской войны Ф.Э. Дзержинского беспокоило ослабление деятельности органов ВЧК, которые вместо того, чтобы совершенствовать свои аппараты и улучшать работу, допускали трения и несогласованность, занимались выяснением прав друг друга и др. В декабре 1920 г. ВЧК получила телеграмму уполномоченного СОВЧК в Ростове-на-Дону о произведенном у него обыске, в ходе которого отобран портфель и изъяты документы. Обыск произведен по ордеру Терской областной ЧК. Считая такое явление недопустимым, Дзержинский и Ягода поручили 18 декабря 1920 г. Ксенофонтову срочно произвести расследование.

Чтобы не допускать подобных фактов и добиться согласованной работы всех чекистских органов, в тот же день Дзержинский приказал:

«1. Всем органам ВЧК, как то: губчека, политбюро, особым отделам и ТЧК, приложить все силы к налаживанию как технического аппарата революционной борьбы, так и постановки самой работы, напрягая и сосредоточивая особое внимание на информационную сеть, способную охватить всю жизнь и выявить ненормальные явления ее во всех закоулках.

2. Отбросить и уничтожить всякую склоку, подкапывания, интриги, науськивания и сплетни в своей среде.

3. В разработке дел сохранять строжайшую конспирацию. Всякое полученное сведение о ходе разработок должно сохраняться в папке дела и быть известно только тому, кто имеет непосредственное отношение к разработке дела.

4. Агентурную разработку против сотрудников другого органа ВЧК, о которых поступили данные об их преступной деятельности, вести только с согласия начальника или председателя данного органа. В случае, если поступили данные против начальника или председателя, пересылать этим данные немедленно в ВЧК.

5. О поступивших обвинениях и о разработке дел против ответственных работников советской власти и компартии ставить в известность местный парком и поступать по его указаниям, сообщая о деле в ВЧК.

6. В целях особо серьезных обвинений против вышеуказанных работников, когда в целях успешной ликвидации невозможно поставить в известность партком, немедленно по телеграфу запрашивать ВЧК указаний, воздерживаясь от каких-либо шагов»[463].

Важнейшее значение для эффективной работы чекистов имели отношения с сотрудниками Военного ведомства. Вся работа по контрразведывательному обеспечению Советских вооруженных сил велась в тесном взаимодействии с Регистрационным управлением штаба РККА, занимавшимся внешней разведкой. Взаимоотношения ВЧК – ОГПУ и Разведупра РККА, указывал советский разведчик В. Кривицкий, «носили деловой, дружественный характер»[464]. Но особое беспокойство у Дзержинского вызывала несогласованность в работе военного и чекистского аппаратов этих ведомств. Нормативные документы лишь определяли основу, но многое зависело от личностных отношений руководителей. У Дзержинского чаще всего недопонимание имело место с Л.Д. Троцким.

В апреле 1920 г. он направил письмо Троцкому: «Возвращая Вам при сем обратно телеграмму окрвоенком Пет[рограда] т. Биткера, уведомляю Вас, что арестованный личный секретарь окрвоенкома гр. Борисов был задержан за выдачу своему двоюродному брату, не имеющему никакого отношения [к] окрвоенкомату фиктивного командировочного удостоверения и отпускного свидетельства (билета).

Борисов в своем поступке сознался. Тов. Биткер об аресте Борисова был поставлен в известность в тот же день, а на следующий день Борисова освободили под подписку.

Обо всем этом сообщил нам телефонограммой из Питера председатель ЧК товарищ Бакаев, заслуживающий полного доверия. Со своей стороны просил бы Вас дать соответствующее распоряжение окрвоенкому Биткеру, дабы впредь предотвратить излишнюю переписку, загромождающую канцелярию и телеграф скоропалительными телеграммами. Если бы даже арест совершен был в таком виде, как сообщил тов. Биткер, то он должен был обратиться ко мне как ПредВЧК. Должен заметить, что в разговоре моем с тов. Бакаевым выяснилось, что обо всех арестах, которые производятся ПЧК среди сотрудников, окрвоенком Петрограда всегда, по мере возможности, заблаговременно известим Биткер»[465].