Дзержинский на фронтах Гражданской

Дзержинский отстаивал тех сотрудников, которых хорошо знал по совместной работе. Так, 27 апреля 1920 г. после ознакомления с содержанием телеграммы на имя председателя Военного трибунала К. Данишевского от предревтрибунала Донобласти относительно привлечения Н.Д. Скрыпника к суду, Феликс Эдмунович писал: «…Должен указать, что тов. Скрыпник мне лично известен еще с подпольной работы, и Цека неоднократно давал ему ответственные поручения. Еще задолго до этого там на Кавфронте создалась склока и сплетни, и я не допускаю и мысли, чтобы тов. Скрыпник был бы причастен и к уголовному преступлению. Ввиду этого прошу В/срочного распоряжения предревтрибуналу Донобласти о прекращении дальнейшего ведения следствия по этому делу и выслать весь материал к нам в Москву для совместного его обсуждения в интересах беспристрастности. Одновременно указываю, что на днях туда, на Кавфронт, выезжает тов. Ландер, обличенный широким правом от ВЧК и Особого отдела ВЧК, который вполне сумеет продолжить ведение следствия, если оно потребуется. О последующем прошу Вас уведомить меня»[466].

Перед 20 декабря 1920 г. Дзержинский отдал распоряжение Менжинскому подготовить совещание сотрудников Региструпа и ИНО ВЧК для решения вопроса о назначении руководителя всех агентов, как ВЧК, так и Региструпа и подбора кандидатов на пост начальников в Эстонии, Латвии, Литве и Финляндии и в других странах. При этом начальник всех агентов должен быть подчинен через ИНО ВЧК непосредственно председателю ВЧК.

В январе 1921 г. снова возникла конфликтная ситуация по заметке Ардова, опубликованной в одной из газет. 10 января Дзержинский направил письмо председателю ревтрибунала Республики Данишевскому с просьбой доложить об этом деле Л.Д. Троцкому. «Необходимо раз навсегда сказать этим господам белогвардейцам и лакеям, – писал он, – руки прочь от вбивания клина между нашими ведомствами». Его удивило, что за Ардова ходатайствовал начальник вузов Петровский, а «редакция официального органа НКВоен состоит из таких типов», тем более что «теперь подобрать сотрудников коммунистов не так уж трудно… Думаю, что по этому делу надо до суда и после суда дать заметку официальную от РВТр. Респ., исходящую от Военного ведомства»[467].

В феврале 1921 г. председатель ВЧК обязал Менжинского разобраться в отношениях между губЧК и Особым отделом Киевского военного округа: «Вздорность обвинений, основанная на бывшем между Ос. от. Киев. воен. окр. и губчека антагонизме. Всякие сплетни, смешения лиц и т.п. могли на такой почве разрастаться в дела». Особый отдел вел агентурное наблюдение и следствие за сотрудниками ЧК, что было грубейшим нарушением.

К делу были причастны чекисты Деницкий и Шнейдерман. Он просил Менжинского «дать циркулярное разъяснение всем Ос. отд., что они не имеют права заводить агентурные дела против чекистов без согласия председателя ЧК, а равно и против более или менее ответственных коммунистов без согласия парткома. В случае, если возникают серьезные подозрения, о которых по местным условиям нельзя доложить предчека и парткому – дело препровождать в Центр для дальнейшего направления.

Кроме того, считал бы полезным запретить Ос. от. заводить дела и производить аресты по делам, им не подведомственным»[468].

В начале марта 1921 г. возникла несогласованность в работе революционного военного трибунала VI армии и Херсонской ЧК. Трибунал произвел обыски у руководителей ЧК, сославшись на то, что эта операция произведена якобы по распоряжению РВС VI армии. Образованная комиссия от партийного органа и РВС ни к каким выводам не пришла ввиду отказа зампред реввоентрибунала Кауфмана дать объяснения. «Создается невыносимое положение, – писали чекисты, – или ответственные работники ЧК жулики, тогда их нельзя оставлять на работе, а они остались или им нанесено незаслуженное оскорбление, тогда надо принять меры»[469].

17 марта 1921 г. Дзержинский поручил Ягоде запросить реввоентрибунал и потребовать отзыва Кауфмана.

15 октября 1922 г. в письме к Дзержинскому к членам Политбюро ЦК РКП(б) Троцкий отметил «явную ненормальность и неправильность» в работе ГПУ и комиссии В.А. Антонова-Овсеенко в деле кронштадтских моряков. Его претензии состояли в том, что предварительное расследование, сбор сведений, «наблюдение, донесение вверх и проч. происходит совершенно без участия наиболее авторитетных партийных работников» Морского ведомства: членов РВС Балтийского флота Наумова и Зофа. «Как раз в вопросе о Балтфлоте, – отметил Троцкий, – были уже со стороны ГПУ в прошлом крупнейшие ошибки, по поводу которых Политбюро выносило определенные постановления. Но и сейчас получается такое впечатление, как если бы работники ГПУ считали делом чести для себя преподнести «сюрприз», а не разработать вопрос совместно с теми работниками, которые ближе всего стоят к делу»[470].

Конфликт был исчерпан обменом записками Троцкого и Дзержинского.