— Вы смотрите на меня и не понимаете, что со мной сделали? И что это может повториться? Если я задаю вам вопрос, значит, так или иначе, он связан с моим состоянием.
— Но как может…
— Нет. Вам я этого не скажу. И в любом случае вы не захотели бы знать.
Он подумал, кивнул и повернулся к колдуну.
— Я сейчас приду, подождите…
— Нет. Мне нужен и его ответ.
Лекарь глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
— Хорошо.
Я прикрыл глаза. Старый трюк — смотреть сквозь полусомкнутые ресницы. Видно так себе, и обмана это вовсе не помогает распознать. Но можно убедить собеседника, что ты отвлекся и слушаешь его не слишком внимательно. Впрочем, не думаю, что Эбрамис на это купится.
— Вам часто приходится с этим сталкиваться? — повторил я.
— Нет, — ответил он. — Почти никогда. Так, изредка, когда юнец возвращается из Города, или посетитель… — он прервался на полуслове, я хихикнул, а он добавил, гневно раздувая ноздри: — Я не намерен называть вам имена тех, кого лечил!
— Мне и не нужны имена, — проговорил я. — Нужно знать, почему.
— То есть?
— Я посещал «Мышь» и видел здешних девиц. Я знаю, кто они. Почему же вы день и ночь не занимаетесь такими случаями? Или есть другой лекарь, который работает в подобных ситуациях?
— В городе есть еще двое, которых вызывают…
— Кто-либо из них занимается лечением этой болезни среди, э, «бархатных дам», как их зовут у меня на родине те, кого я не желаю упоминать?
— Насколько мне известно — нет.
Каждое слово он чеканил, заставляя меня почувствовать себя глубоко виновным в том, что я вообще посмел поднять такую тему. По-фенариански это звучит куда эффектнее, нежели на Северо-западном наречии, потому что фенарианский куда более певуч.
Я едва сдерживал смех.
— Вы делаете что-либо для, э, предотвращения этих болезней? Проводите профилактические осмотры?
— Нет.
— А ваши коллеги?
— Не могу знать.
— Тогда объясните, почему же они не являются для вас постоянной заботой.
— Не знаю, — ответил он. — Такой вопрос просто не возникал.
— И сами вы никогда о нем не думали?
— Господин Мерс, мне правда не кажется, что…
— Хорошо. Благодарю вас. Я узнал то, что хотел.
— Прекрасно. В таком случае, до завтра.
Я действительно узнал то, что хотел, потому что внимательно следил за колдуном.
Когда они ушли, я понял, что очень устал. Но спать не лег, а просто сидел и пытался мысленно соединить последние из оборванных нитей. Не совсем мой стиль: обычно меня озаряет, когда я о чем-то говорю, что-то вижу или слышу; или когда я что-то обсуждаю с Лойошем и объясняю происшедшее ему. Но вот так вот сидеть и вычислять, как все это произошло, дается мне с трудом.
Но кое-чего я добился, просто шепча под нос:
— Так, если они сделали это, он должен был сделать так, а поэтому я подумал…
Ну и в таком роде. Многое сошлось, а то, что не сошлось, по крайней мере было частью того же расклада, даже если я пока не знал, как именно оно туда вписывается.
Я все еще складывал картину, когда меня прервало мысленное сообщение от Лойоша:
«Пока не везет, босс. Сколько мне еще этим заниматься?»
«О, извини, приятель. Возвращайся, скоро как раз обед.»
«А после ужина снова за дело, или есть что-то другое?»
«Насчет другого пока не знаю, но поиски Терезы продолжать не нужно.»
«Ты ее нашел?»
«Нет. И ты не найдешь. Извини, я должен был сказать тебе, когда это вычислил. Она мертва.»
16
Бораан: Ох, если — в который уже раз — одна моя случайная обмолвка снова открыла тебе полное решение, я… я…
Лефитт: Выпьешь?
Бораан: Конечно.
Снаружи, в разгар дня, мельница работала в полную силу, а крестьяне делали то, что положено делать крестьянам в это время года. Наверное, копать. Из открытого окна, как обычно, воняло. Нет, я не привык. Впрочем, вонь уже меньше досаждала мне, чем раньше — но раньше у меня и было куда как меньше неприятностей. Не жалуюсь, просто констатирую факт.
Большая часть расклада была открыта. То есть я знал, кто что пытался сделать, зачем они это сделали, и кто тут дурак (я, если кому интересно). Более того, я знал, что смогу сделать сам. В общих чертах. Вот только планировать «в общих чертах» невозможно, а когда не можешь встать с кровати, варианты относительно причинения кому-либо вреда становятся, так сказать, ограниченными.
Унизительно. Я почти что способен разобраться со всем этим, и все, что мне вроде бы нужно, это понять, как сделать первый ход. Надо с кем-то обсудить операцию, просто обсудить, и тогда ответ появится сам собой. Мне нужен…
Лойош нырнул в окно, и еще до того, как приземлиться, спросил:
«Ну и что случилось?»
«Задал кое-какие вопросы, получил кое-какие ответы, сделал кое-какие умозаключения.»
«Умозаключения? Ты делаешь умозаключения? Я оставляю его в одиночестве на четыре часа, и он уже делает умозаключения?»
«Ага, очень смешно.»