Успев повидать учиненные разрушения, Джайна была хотя бы отчасти готова к открывшейся взору картине. Увы, даже знакомое, это зрелище ничуть не утратило ужасающей трагичности. При виде павших сердце снова и снова рвалось на части. Искаженные либо разрушенные магией, дома так и стояли пустыми, но, к счастью, хотя бы земля начала исцеляться и больше не отзывалась на каждый шаг болью да отторжением.
В спину дохнуло холодным ветром. Все тело охватила дрожь. В недоумении Джайна покосилась на создателя ветра – на Кейлека, но тут же поняла, в чем дело, и к сердцу ее подступила волна скорбной благодарности. Если б не холод и сила ветра, смрад от великого множества трупов сделался бы невыносимым.
– Нельзя оставлять их всех попросту лежать здесь, – проговорила Джайна, ничуть не удивившись дрожи в собственном голосе.
– Нельзя, – согласился Кейлек, спеша ободрить ее. – Но теперь-то здесь безопасно, и мы сможем… попрощаться с ними, как подобает.
Поначалу он наверняка хотел сказать «похоронить», но от кое-кого из погибших не осталось и тел для захоронения. Одно хорошо: те, что прежде нелепо парили в воздухе, поддались силе земного притяжения и теперь, как и положено от природы, покоились на земле.
Беспорядочно разбросанные повсюду вещи, примеченные Джайной в прошлый раз, по большей части исчезли. При виде этого в сердце вскипела злость, но Джайна поспешно погасила ее жар. Да, Гаррош нанес городу сокрушительный и постыдный удар, однако теперь Орда побеждена, а Джайна явилась сюда не ради злобы и ненависти. Настало время созерцания и скорби.
Вдруг нога соскользнула с чего-то твердого, наполовину присыпанного землей. Едва не споткнувшись, Джайна опустила взгляд. Солнечный луч блеснул на округлом боку серебристого металлического шара. Стоило Джайне высвободить оружие из земли – и она невольно замерла, исполнившись изумления, граничащего с благоговейным восторгом. Когда же она подняла находку, грязь разом осыпалась с прекрасного древнего оружия, словно ничто мирское не могло его запятнать. Оружие выглядело таким же новым, как и в тот день, когда было выковано. Охваченная волнением, Джайна подняла его перед собой, но металл не замерцал от ее прикосновения, как вначале в руках принца людей, а затем – вождя тауренов.
– Страхолом, – проговорила она, изумленно покачав головой. – Глазам не верю…
– Прекрасная вещь, – сказал Кейлек, оглядев палицу. – Дворфской работы, если не ошибаюсь.
– Да, ты прав, – подтвердила Джайна. – Магни Бронзобород подарил его Андуину, а тот в свою очередь… Бейну Кровавое Копыто.
Кейлек приподнял лазурную бровь.
– Неужели? При случае я бы послушал, как все это вышло.
– При случае, – согласилась Джайна («но не сегодня» – это осталось в уме). – Как странно, что я наткнулась на него именно сейчас.
– Ничего странного, – возразил Кейлек. – Оружие явно волшебное. Оно само пожелало, чтоб его нашла ты.
– Нашла… и смогла вернуть Андуину, – задумчиво протянула Джайна.
При мысли о том, как обернулись события, ей вновь стало грустно. Какие надежды питали они втроем… но эти надежды, словно корабль о рифы, разбились вдребезги о Гарроша Адского Крика и беспросветный ужас, принесенный в мир мана-бомбой.
– Это послужит поводом поговорить с ним… и извиниться. В последнем разговоре я обошлась с ним очень жестоко, а теперь жалею. И об этом, и о многом другом…
Надежно пристегнув прекрасную палицу к поясу, она кивнула Кейлеку в знак готовности продолжать путь. В почтительном молчании оба рука об руку двинулись дальше, и вдруг сердце Джайны сжалось от нового приступа скорби. Тело Страдалицы лежало там же, где Джайна нашла его прежде. А вот и Обри, и Маркус…
– Их тела, – проговорила она. – Они выглядят совсем…
– Совсем как раньше, – подтвердил Кейлек. – Чародейская энергия покинула их.
Больше он не сказал ничего. Большего и не требовалось. Джайна без слов поняла: если сейчас мягко погладить иссиня-черные волосы Страдалицы, они не рассыплются, словно стеклянные нити. Стоило ей подождать…
Скорбь сделалась невыносимой.
– О, Кейлек… Если бы я догадалась не трогать Киннди…
– Джайна, мы соберем все, что от нее осталось, с любовью и нежностью, – сказал Кейлек, удерживая ее от самобичевания. – Хотя я слышал, ее родители уже нашли куда более приятный способ почтить ее память.
Все самообладание Джайны рассыпалось в прах. Из груди вырвался громкий, полный беспомощной скорби стон, и прежде, чем Джайна сумела понять, что происходит, Калесгос подхватил ее на руки. Сильные, теплые, руки его сомкнулись вокруг ее тела, и Джайна зарыдала, припав щекой к его груди. Калесгос принялся покачивать ее, будто ребенка. Едва судорожные всхлипы перешли в приглушенный плач, Джайна услышала ровное биение его сердца у самого уха и… и его голос – негромкое нежное пение.