Джанетта

В тот день, на который был назначен приезд тети Евы, наше возбуждение дошло до высшей точки. С утра мы занялись убранством ее комнаты. Портрет, украшенный цветами, смотрел на нас со стены и улыбался. Казалось, он хотел сказать нам: «Глупенькие дети! Ведь я же совсем не та тетя Ева, что на портрете!»

Несколько раз в течение дня мы подбегали к окну и подолгу всматривались в даль. Но из окон виднелась только пустынная дорога, и мы не могли разглядеть ни одной движущейся точки, которую можно было бы принять за экипаж. Наступили сумерки, а потом темнота укрыла все окрестности.

«Неужели она не приедет сегодня?» – думали мы с тоской, то и дело подбегая к дверям, прислушиваясь, не раздастся ли шум колес подъезжающего экипажа.

В камине горел яркий огонь, бросая красноватый отблеск на мебель в комнате. От нетерпения мы не могли найти себе места и то усаживались возле камина, то снова бежали к дверям. И вот раздался желанный звук! Колеса прогремели по замерзшей земле, и мы увидели в окна синий фонарь экипажа, остановившегося у крыльца. Дверь распахнулась настежь, и на пороге показалась высокая закутанная женщина, которая бросилась в объятия отца. Слезы застилали мне глаза, а между тем мне так хотелось разглядеть тетю Еву.

Тетя Ева подошла к нам и по очереди перецеловала всех. Я не могла оторвать от нее глаз, она показалась мне еще красивее, чем там, на портрете. Хонора говорила, что они ровесницы. Но как это могло быть? Хонора выглядела старше тети Евы уж точно на несколько лет. А тетя Ева была такая красивая!..

– Посмотри, тетя Ева, как мы разукрасили тебя! – воскликнула Маргарет, поворачивая тетю и указывая на ее портрет в венке из искусственных цветов.

– О! – воскликнула тетя Ева. – Разве это я? Разве я могла быть когда-нибудь такой!

– Ты гораздо красивее, чем на портрете, тетя Ева! – возразила я, беря ее руку, ласково потрепавшую меня по щеке.

– Ах ты, маленький льстец! – сказала она. – Но мне все равно, какая я, лишь бы вы меня любили.

Мы увели ее к себе в детскую и усадили в кресло. Там было так уютно. Маргарет хлопотала над приготовлением чая, я придвинула низенькую табуретку и уселась поближе к тете Еве, положив голову к ней на колени.

– Милая тетя Ева, – сказала я. – Ты ведь вернулась домой ради Пирса, тебе ведь небезразлична его судьба?

– Да, – отвечала тетя, задумчиво глядя на огонь. – Отчасти это правда, я вернулась ради Пирса. И я постараюсь повидать его, но не знаю, как это сделать.

– Может быть, отец пригласит Пирса к нам, и тогда сэр Руперт его отпустит? – предложила я.

– Ну, на это трудно рассчитывать. Я хорошо знаю сэра Руперта. Конечно, можно послать приглашение, это в любом случае не повредит, но и толку от этого не будет.

На другой же день отец написал сэру Руперту, прося его отпустить к нам мальчиков на целый день, чтобы повидаться с приехавшей тетей Евой. Ответ не заставил себя ждать. Сэр Руперт извинялся, что не может исполнить желание мисс Фицджеральд: Пирс вел себя так дурно, что он не может отпустить его. Его дурной пример повлиял и на Джима, который до сих пор был примерным мальчиком, так что и он подвергнут теперь легкому наказанию. Сэр Руперт очень огорчен, что вынужден так поступать с мальчиками, но они провинились и не заслуживают оказываемого им внимания.

– Ну, что же! – сказала тетя Ева, прочтя письмо. – Отправимся сами в логово льва.

– Что ты хочешь сделать, Ева? – спросил отец.

– Я пойду повидать Пирса Кирвана.

Когда она произносила имя Пирса, мне всегда казалось, что голос ее звучал как-то особенно.

На следующее утро тетя Ева отправилась в Гленнамурк. Я сидела в ее комнате, пока она одевалась, и видела, что тетя была бледна и руки ее дрожали, когда она прикалывала шляпу. Весь ее наряд был черного цвета, она никогда не носила другого, и Хонора объяснила нам, что это вечный траур по умершему жениху. Но кем он был, ее жених? Я никогда не спрашивала об этом Хонору, но сейчас подумала, что это мог быть отец Пирса Кирвана.

Тетя Ева отказалась от экипажа и пошла в Гленнамурк пешком. Я долго смотрела вслед, пока ее фигура не исчезла вдали за поворотом.

Вернулась она, когда уже начало смеркаться. Я дожидалась на лестнице, и, когда тетя Ева прошла мимо, я догадалась по ее шагам, что она очень расстроена. Как тень я пробралась вслед за ней в комнату, и, едва она села в кресло, я немедленно опустилась перед ней на колени.

– Это ты, Джанетта? Как ты здесь очутилась?

– О, тетя! – сказала я. – Я чувствую, что ты огорчена, и не могла удержаться, чтобы не прийти к тебе.

– Да, я огорчена. Мне так и не удалось увидеть Пирса. Меня провели в гостиную, где я должна была вытерпеть очень длинную беседу с сэром Рупертом, но… я ничего не могла добиться.

Зная сэра Руперта, я могла себе представить, как было неприятно тете Еве разговаривать с ним.

Сэр Руперт повторил все свои обвинения против Пирса и сказал, что очень сожалеет, но никак не может позволить Пирсу видеться с ней.

Мы долго сидели молча и обе думали, вероятно, об одном и том же: как помочь Пирсу? Тетя Ева ничего не говорила, но я чувствовала, что на душе у нее очень тяжело.