Дахи сразу же переменился в лице, удивлённо выгнув брови. Хавса едва слышно выдохнула с заметным облегчением.
— Ты прав, — фидаин поспешно подобрал себе новый тип поведения. Дахи обладал удивительным актёрским мастерством, впрочем, как и все братья Ордена, но именно он мог переходить между образами в считанные секунды.
— Прошу прощения, госпожа, — Малик вежливо кивнул, улыбаясь так очаровательно, как только мог, но Хавса будто бы смотрела сквозь него.
— Я хотел бы спросить, — учтиво продолжил он, старясь отвлечь собеседницу от её внутренних размышлений. — Если госпожа будет не против, я бы хотел узнать больше о городе.
Хавса мигом подняла голову, совсем позабыв о слезах, что пеленой блестели на глазах. Малик снова улыбнулся, и теперь этот жест возымел именно тот эффект, которого он ожидал.
— Конечно, — девочка согласно кивнула. — Я могу показать город завтра.
— Тогда давайте утром, — Малик слегка наклонился вперёд, склонив голову набок. — Я зайду к вам, а дальше разберёмся.
Малик прекрасно ощущал на себе предостерегающий взгляд Дахи, который сидел удивительно неподвижно. Всё же, сейчас его судьба полностью лежала в руках фидаина. Через полминуты молчания он едва заметно кивнул: так, чтоб никто посторонний не увидел, с неохотнейшим видом, но Малик знал, что этого более чем достаточно. Пусть фидаин и не умел читать мысли, но, может быть, он ощутил намерение, что скрывалось между слов подопечного.
— Уже поздно, — Хавса быстро спохватилась, поднимаясь на ноги. — Мне пора.
Все молча кивнули, и Альтаир поднялся с подушек, чтоб закрыть за ней дверь. Некоторое время они напряжённо молчали.
— Она местная, — не дожидаясь вопросов, начал Малик. — Тем более, её отец состоит в общине торговцев. Через неё получится узнать о цели.
Дахи утвердительно кивнул, кратко вздыхая и поднимаясь из-за стола.
— Рассказывать будешь мне, — фидаин мрачно кивнул, забирая со стола миски. Малик только сейчас понял, что все трое не притронулись лишь к рыбе, которую принесла Хавса.
— Что, Малик, — Альтаир слабо ткнул ему локтём в бок. — Нашёл себе невесту?
— Ха-ха, очень смешно, — осклабился Малик так саркастично, как только мог. — Может, я тебе подружку ищу.
Альтаир замялся, стремительно мрачнея. Малик обернулся в сторону кухни, проверяя, не слушает ли их Дахи. Удостоверившись, что фидаин занят посудой, он повернулся обратно к собеседнику и с огромной долей хитрости ухмыльнулся.
— Только не говори, что она тебе нравится, — сдавленно прошептал Малик, сразу же переставая ухмыляться. — Ты хоть понимаешь, что тебе будет?
Альтаир молча побледнел, точно мел.
— Конечно нет, — он насилу мотнул головой.
— Ты в курсе, что это был риторический вопрос? — Малик обречённо вздохнул. Он хотел ещё много чего сказать, но Дахи быстро вернулся с кухни.
— Всё, живо спать, — фидаин неспешно начал тушить все свечи. Второй раз повторять ему никогда не приходилось. Малик и Альтаир располагались отдельно от Дахи, но их комнаты находились через стенку, потому оба подмастерья молчали, пусть им обоим явно хотелось многое сказать. Лишь когда все свечи были потушены, а шум в доме сменился звуками с улицы, Малик тяжело вздохнул, обозначая начало разговора.
— Ничего хорошего из этого не получится, — Малик нахмурился, пусть его собеседник и не видел этого.
— Это моё дело, ладно? — огрызнулся Альтаир в ответ, точно разозлённая дворняга.
— Нет, не твоё, — Малик едва сдерживался, чтоб не повысить голос. — Это прямое нарушение правил Ордена. Если кто-то узнает, то тебя наверняка убьют.
— Тогда держи язык за зубами, — сердито вздохнул Альтаир. — Не понимаю, почему ты вообще так волнуешься. Тебя в любом случае это никак не коснётся.
Малик сжал губы в прямую линию, не находясь с ответом.
— Тебе же лучше, если меня убьют, — с плохо скрытым презрением фыркнул Альтаир. — Не так ли, брат?
Он с нажимом выделил последнее слово, прерывая на корню любые возражения собеседника и обозначая конец обсуждения. Малик отвернулся к стене с мрачным видом хмурясь. Его руки мелко дрожали: то ли от холода, ворвавшегося в комнату через распахнутое окно, то ли от злости, что обжигающим огнём разгоралась, вылизывая острыми языками лёгкие, горьким комком дыма клубясь в горле, заставляя крепко стиснуть зубы. Постепенно злость переросла в тлеющую обиду, тяжким грузом оседая где-то внутри, призывая ко сну.