До Инсбрука* было десять миль. Прихрамывая, они пошли в ближайшую деревню. Когда они, наконец, добрались до неё, было уже утро. Спина Бонда болела ужасно. Они направились в полицейский участок, где их едва не арестовали. Тело Хейнкеля было обнаружено неподалёку от места их падения. Он умер, ударившись о мост.
После звонка начальнику австрийской станции в Вене, Бонд с девушкой были доставлены в Инсбрук, а оттуда уже отправились в Лондон — на этот раз самолётом.
14. Правда об М.
ЭТОМУ МОМЕНТУ мне стало жаль Бонда. Почему его начальство к нему так несправедливо? Он парится здесь уже целых шесть недель — вполне годный к выполнению своих обязанностей, и только и ждёт сообщения из Лондона, а они — ни слухом, ни духом. Пять раз за последние два дня он пытается связаться с М. — безуспешно. Я-то цинично думал, что он наряжался тогда для прогулок с Ханичайл, а он, оказывается, всё ждал, когда, наконец, получит указание лететь в Лондон. Секретная служба была смыслом всей его жизни — это было очевидным. И столь же очевидным было то, что его беспокоит отсутствие внимания к нему со стороны начальства.
К тому моменту, как он закончил свой рассказ о будапештском деле, ему принесли телеграмму. Он прочёл её, состроил гримасу, а потом передал мне. Это было сообщение, которого он ждал уже давно. «Оставаться на месте, ждать приказов и не пытаться выходить на телефонный контакт. М.» Теперь я уже воочию убедился в том, что чувство такта в Секретной службе оставляет желать лучшего.
— М. в последнее время невыносим, — пояснил Бонд. — Всё думает, что пробудет на этом посту вечно — как и Гувер* в ФБР.
Наконец-то я услышал от него и упрёк в адрес своего начальника. До этого времени он говорил о нём только в положительном ключе.
— Не думал, что М. может быть настолько груб, — сказал я.
Бонд улыбнулся.
— Он — старое умное чудовище, — сказал он. — Вежлив и дипломатичен на публике, но заноза для подчинённых. Долго держал нас всех в тонусе, но постепенно стал терять хватку. Был такой момент, когда я даже выручил его.
Откинувшись на спинку стула, Бонд закурил.
— Это довольно странная история, — продолжил он. — Флеминг об этом как-то упоминал — между строк, конечно, и это стало поводом к разрыву его с М. отношений.
— А был ли смысл продолжать писать романы, если русские уже узнали об обмане?
— Был. Но не у Флеминга, а у М.
— Вот как?
— Да. Как я уже говорил, Ян планировал закончить свою эпопею на романе «Из России с любовью». К тому времени он уже достаточно наелся ею. Ему надоело играть роль «преданного мемуариста Секретной службы». Он часто жаловался мне, что в моих недостатках читатели уже стали обвинять его. Однако после того как я удачно завершил операцию по ликвидации доктора Ноу, М. усмотрел в написании романа об этом нечто вроде рекламы нашей организации.
— Рекламы для Секретной службы? — переспросил я.
— Критика, — пояснил Бонд. — В 1956-ом нас все критиковали. Помните, было такое скандальное дело — когда водолаза Крэбба заметили в гавани в Портсмуте* рядом с крейсером, на котором Булганин** прибыл с визитом в нашу страну? —
.// Возник дипломатический скандал, и крайними сделали нашу организацию. Мы потеряли уважение даже у ЦРУ. Книга «Доктор Ноу» реабилитировала нас, подняв уважение в глазах общественности — ведь фактически благодаря нашей службе американцы получили возможность возобновить свою космическую программу.— Тогда может быть, вам стоило выйти из тени и обнародовать себя?
— Нет. С самого начала идея книг о Бонде была задумана как беллетристика — и так должно было продолжаться и дальше. Всех нас это вполне устраивало. Устраивало М., устраивало Флеминга — как писателя, и устраивало меня. Почему бы мне не побыть литературным героем, так понравившимся читателям?
Начиная с 1957 года карьера Бонда пошла в гору. Благодаря сэру Джеймсу Мэлони депрессии у него больше не было, и после задания на карибах он вновь вошёл в свой обычный рабочий ритм. Именно таким он и приступил к следующей операции, которую Флеминг описал в своей новой книге — «Голдфингер». Как писатель, он, конечно, приукрасил сюжет такими причудами Арни Голдфингера, как мошенничество в карточной игре и игре в гольф, однако они органично дополняли главную особенность этого человека
— любовь к золоту. И не вмешайся в его затею Бонд — ограбление Форт Нокса определённо состоялось бы, и тогда мировая финансовая система столкнулась бы с серьёзными проблемами.
Однако когда Бонд вернулся в Лондон, то вместо благодарности или хотя бы тёплого приветствия со стороны М., он получил от него ли
холодный чопорный приём. Более того, как оказалось, премьер-министр предложил присвоить Бонду титул рыцаря, а американцы — наградить почётной медалью Конгресса, и на оба предложения М. возразил.— А вы бы приняли подобные награды? — спросил я.