Джейн, анлимитед

– Правда? Если существует больше одного мира, то почему не может быть больше одной жизни?

«В каждой жизни множество жизней», – изрекает он.

– Вы с тетей Магнолией очень любите туманные философские высказывания, – улыбается Джейн. – Скажи лучше: в Зорстеде есть магазин зонтов?

«Конечно, тут ведь есть дожди, – отвечает он. – Хотя никогда не бывает града из лягушек».

– Еще одна странность, – констатирует Джейн. – Так где продаются зонты?

«На общественном рынке, – отвечает бродяка. – Если ты продашь достаточно зонтов, сможешь открыть магазин. Могу я поинтересоваться, почему ты задаешь мне эти вопросы?»

– Не знаю. – Джейн пожимает плечами. – Может быть, потому, что зонтики – это не так страшно, как экзистенциальная философия.

Стин задумчиво смотрит на нее.

«Однажды я видел бродяку в любопытной шляпе-зонтике, – говорит он. – Это показалось мне довольно привлекательным».

Джейн с трудом сдерживает улыбку.

– Хочешь, я сделаю тебе такую шляпу, Стин?

«Это зависит исключительно от тебя», – с достоинством отвечает он.

– Ты бы хотел, чтобы я сделала шляпу, которая подойдет бассет-хаунду Джасперу или бродяке Стину?

Он колеблется.

«Думаю, это тоже зависит от тебя».

«Да. Кажется, это один из главных вопросов сегодняшнего дня: Ту-Ревьенс или Зорстед?»

«Видишь? Я же говорил, что ты можешь разговаривать со мной не вслух»

«Да, вижу».

«Ты… – Он мешкает, и она ощущает его усердие. Его уязвимость. – Тебе это нравится?»

Она шумно вздыхает.

«Я пока не могу сказать, Стин».

Он зарывает нос в песок, словно не давая себе что-то сказать.

«Эта бухта чертовски похожа на ту, куда ты отводил меня в Ту-Ревьенс», – говорит Джейн после паузы.

«Мне нравится сюда приходить», – отвечает Стин.

«Ты поэтому ходишь к заливу в Ту-Ревьенс? – догадывается Джейн. – Потому что он напоминает тебе этот?»

«Я обнаружил залив в Ту-Ревьенс первым. Думаю, эта бухта нравится мне потому, что напоминает другую».

«Неожиданно».

«Да, – соглашается он. – И дом тоже. В конце концов, это чей-то штаб, чье-то укрытие, чья-то база. Чья-то история и чье-то пристанище».

«Ты умеешь играть в скраббл, Стин?» – с улыбкой интересуется Джейн.

Стин фыркает.

«У нас тут есть игра поинтереснее. Она похожа на скраббл: выигрывает тот, кто придумывает самое ценное слово. Но слова, которые ты записываешь, рассказывают определенную историю, поэтому стоит быть осторожным: они влияют на твой день».

«Серьезно? Игра меняет твой день? Звучит устрашающе!»

«Ты понимаешь все слишком буквально. От этого еще никто серьезно не пострадал».

«О! Значит, были только несущественные травмы?»

«История влияет на нас метафорически, обычно в безобидной и забавной манере, – успокаивает он ее. – Понимаю, звучит странно. Но я тебя уверяю, Дженни: этот мир ничуть не опаснее твоего».

«Здесь все по-другому, – задумчиво протягивает она. – Ты одинаково чувствуешь себя как дома и в Зорстеде, и в Ту-Ревьенс?»

«Да. И нет. В Ту-Ревьенс я нем и никто меня не понимает. Во всяком случае, не понимал до твоего появления. В Зорстеде я одинок или был таковым до теперешнего момента».

Он замолкает, но вскоре продолжает:

«Тебе не кажется, что это благодаря людям мы чувствуем себя как дома в том или ином месте?»

Джейн прекрасно понимает, о чем он. Это объясняет, почему она ни разу нигде не почувствовала себя как дома с того момента, как получила звонок – фальшивый звонок! – из Антарктиды.

На горизонте виднеется силуэт высокого корабля с блестящими белыми парусами – так далеко, что невозможно понять, приближается он или удаляется.

«Если я искатель, Стин, то я понятия не имею, что ищу», – говорит Джейн.

Он снова колеблется.

«Хорошо, – подумав, произносит он. – Я составлю тебе компанию, пока ты разбираешься».

Долгое трудное утро дает о себе знать тяжестью в ногах. Ее незнакомое тело требует сна, которого ему не досталось ночью.

«Да, пожалуйста», – отвечает ему Джейн.

Она сворачивается калачиком прямо на песке, обвив рукой Стина, и позволяет своему зорстедскому телу отдохнуть.

Когда она просыпается, в ночном небе сияют две луны. Обе они больше, чем ее родная луна, поэтому ночь значительно светлее. Небо испещрено звездами. Стина рядом нет.

– Стин?

Никакого ответа.

Она с трудом поднимается на ноги, голова немного кружится спросонок. Внезапно ее пробирает дрожь: в голову лезут мысли о зорстедских охотниках, хищниках, камнях, которые могут решить, что вы им не нравитесь.

– Стин!

«Я иду», – слышит она в голове его голос. Обернувшись, Джейн видит темный силуэт, несущийся ей навстречу по влажному песку, яркому от лунного света.

– Мне было страшно!

«Я бы не бросил тебя одну!»

– Страшно за тебя!

Когда бродяка подбегает, она падает на песок и крепко обнимает его. Он пахнет влажной шерстью и пытается облизать ей руки.

– Фу! – говорит она. – Не облизывай!

«А ты не обнимайся, – говорит Стин. – Бродяки любят, когда их гладят, а не обнимают.»

Она отпускает его.

– Если не будешь лизаться, я не буду обниматься.

«По рукам. Но тебе не нужно за меня переживать, Дженни. Здесь люди отпускают бродяк одних».

– Ладно, – слабо соглашается Джейн.

«Замерзла?»

– Да, и хочу есть.