Он произносит это самодовольно. О, он придал мягкости своему голосу, чтобы изобразить сочувствие, но я слышу в нем ханжеские нотки. Не удивлюсь, если он заявит, будто меня с младых ногтей учили чувствовать себя отбросом общества.
Опускаю голову и не отвечаю.
— Кто это был? — спрашивает он.
— Прекрати, Стивен. Я не хочу говорить об этом.
— Почему?
— Мне стыдно.
— Мне ты можешь рассказать. Если собираемся вместе строить будущее, мы должны быть честны друг с другом. И Господь уже простил тебя. Ты это знаешь.
— Знаю.
— Ты же не виновата в том, что твоя мама вела такой образ жизни. Это был кто-то из ее мужчин?
— Нет.
— Отчим?
Я судорожно сглатываю и киваю.
— Но это… было не так ужасно, наверное. Он просто дотрагивался до меня. Он не… ну, ты понимаешь…
— Сколько тебе было?
— Двенадцать.
— Боже…
Все это неправда. Это был не отчим, и дело не ограничивалось прикосновениями, и мне было совсем не двенадцать. Мне было семь, и это был здоровенный мужик, который в тот год снимал комнату в нашем двухсекционном трейлере. Когда мама объяснила мне, что он будет сидеть со мной в тех случаях, если она и папа решат выйти в город, я испытала облегчение. Огромное облегчение. Я ненавидела, когда они исчезали на несколько дней. Однако мое облегчение длилось не дольше месяца.
Так что к тому моменту, когда мне исполнилось двенадцать, я уже поняла, что могу использовать свою сексуальность против мужчин. Что нужно использовать ее против них, иначе они используют ее против меня.
Либо они, либо я — и я была полна решимости никогда не допустить, чтобы это были они.
— Вот тогда я и начала ходить в церковь, — солгала я. — Я знала, что что-то не так. Просто хотела, чтобы кто-то защитил меня, и Господь был… В общем, я начала ходить в церковь с подружкой из школы, и Господь казался мне единственным хорошим человеком на свете. Я молилась изо всех сил. И в итоге отчим ушел.
Стивен сжимает мою руку. Он сворачивает на длинную улицу и паркуется в конце вереницы блестящих новеньких машин. Поднимает мою руку и поворачивается ко мне лицом, прежде чем поцеловать мои пальцы.
— Джейн, я хорошо умею защищать людей.
Я киваю и плотно сжимаю губы, делая вид, будто пытаюсь не разрыдаться.
— И я хороший человек.
— Знаю.
— Может, Господь привел меня в твою жизнь, чтобы я заботился о тебе.
— О, Стивен, — вздыхаю я. Опускаю голову, шмыгаю носом и прерывисто выдыхаю. — Это действительно было бы здорово.
— Джейн, я знаю, что мы просто встречаемся несколько недель, но у меня такое ощущение, будто меня призвали позаботиться о тебе. Наставить тебя на путь. Я не такой, как другие парни, с которыми ты встречалась. Я верю в приверженность. Я верю в любовь и уважение.
Все еще пряча лицо, я судорожно вздыхаю.
— Это мне в тебе и нравится.
— А ты уже нравишься моему папе. Для меня это очень много значит.
— Он мне тоже нравится.
— Сделай так, чтобы сегодня я гордился тобой, детка. — Он обнимает меня и целует в щеку.
— Постараюсь.
— Хорошая девочка.
Вот об этом всегда и мечтала Мег. О хорошем мужчине, который защитит ее. О достойном муже, который будет заботиться о семье. Об этом она грезила с детства. Я видела ее дневники — Мег начала вести их, когда была маленькой, — с картинками подвенечных платьев, викторианских домиков и очаровательных детских. Я дразнила ее, а она смеялась, однако хранила эти дневники всю жизнь.
Стивен мечтал вместе с ней. Они обсуждали свадьбу, решали, сколько у них будет детей. Он рассказывал ей, что ему ужасно хочется стать таким же замечательным отцом, как его отец. Даже нарисовал картину о том, как его первого сына крестят в Объединенной церкви Христа, как во время обряда дедушка собственной рукой очищает младенца от греха…
Не знаю, верил он во все эти мечты или просто играл с ней. Мне плевать. Так или иначе, в те дни, когда у него было хорошее настроение, он разжигал ее, а когда злился, этими самыми фантазиями об их совместном будущем рвал ей сердце. Он отлично знал, чего хочет Мег, и терроризировал ее собственными детскими мечтами.
Ему кажется, будто он знает, чего я хочу. Он думает, что я пойду на все ради этого.
Мы в сумерках идем к большому белому особняку, обведенному по всему периметру террасой. Желтый свет манит уютом. Я слышу слабый смех внутри.
— Стивен, — шепчу, дергая его за руку и останавливая. Настало время ясно дать ему понять, как сильно мне хочется увидеть хотя бы скудные проявления привязанности. — Я люблю тебя.
Он улыбается, берет в ладони мое лицо, на мгновение замирает и нежно целует меня. Он не отвечает так, как следовало бы, но довольно долго ласково смотрит на меня, прежде чем обхватить меня за талию и повести к парадному крыльцу. Вид у него довольный, чего и следовало ожидать. Я уязвима и вся в его власти.
Прием проходит именно так, как я и думала. Над тихой, нечеткой музыкой плывет гул голосов. У входной двери есть маленькая комнатка, где все оставляют верхнюю одежду. Перед нами целое море белых людей среднего возраста. Между взрослыми тут и там снуют дети.