Джейн Сеймур. Королева во власти призраков

– Нет, мадам. Но сегодня я отправил ей документ, который она должна подписать, с дипломатичным письмом, сочиненным с прицелом на то, чтобы заставить ее уступить. Если бы вы прочли его, то подумали бы обо мне очень плохо, а мне не хотелось бы вызывать неприязнь у такой милостивой дамы. – Он отвесил Джейн изящный поклон. – Вот почему я пришел к вам объясниться.

– Что вы написали? – Джейн была заинтригована.

Кромвель немного помедлил с ответом:

– Я упрекнул ее за неприличное для дочери противостояние с отцом. Сказал, мне стыдно за то, что я вел с ней дружеские разговоры, но еще больше я боюсь из-за того, что сделал для нее. Я сказал ей, что с такой блажью в голове она навредит самой себе и всем тем, кто желает ей добра. Я написал – простите меня, мадам, – что считаю ее самой упрямой и строптивой женщиной на свете и рискну содействовать ее примирению с королем только в том случае, если она подпишется под всеми статьями. Я предупредил ее, что в противном случае не смогу дать ей надежду избежать отцовского гнева и всегда буду думать о ней не иначе как о самой неблагодарной по отношению к такому милостивому отцу дочери. – Он замолчал. – Вы понимаете, почему мне пришлось написать это. Не только она должна была увидеть ошибочность своего поведения, но и король должен был увидеть письмо. Я не мог допустить, чтобы меня посчитали другом леди Марии.

– Разумеется. Молюсь, чтобы она прислушалась к вашим словам. Не могу выразить, как я благодарна вам за ваши старания.

Кромвель поклонился:

– Всегда рад быть полезен вам, мадам.

На следующий день во время обеда Генрих был не в духе. Он вошел, прихрамывая, и бросил на стол лист бумаги.

– Прочтите! – приказал король.

Это было письмо от Марии.

Получив утешительное известие о Вашем браке, спешу поздравить Вашу милость и прошу допустить меня к королеве Джейн фрейлиной или для исполнения любых поручений, которые ей захочется доверить мне, а я всем сердцем готова с покорностью их выполнять, как самая преданная и смиренная из всех ее служанок. Полагаясь на Вашу природную сострадательность, я верю, что с Вашего добросердечного согласия скоро предстану перед Вашей милостью, и это станет для меня наивысшим благом на свете. Молю Бога, чтобы он поскорее послал Вам принца, чему ни одно создание в мире не будет радоваться так, как я.

– Она выражает правильные мысли, – заметила Джейн. – У меня нет сомнений в ее искренности и в том, что она жаждет получить ваше прощение. – (Генрих фыркнул.) – Что вы ей ответите? – спросила Джейн.

– Я не намерен отвечать, – сказал король. – Я не испытываю природного сострадания к ней и не приму ее назад, если она не поставит свою подпись под статьями, которые я послал ей.

Джейн молчала. Они зашли в тупик. Генрих хотел добиться послушания. Но Мария, хотя и желала вернуть его любовь, была упряма. Она верила, что рискует бессмертием своей души, если предаст память матери, и это было совершенно понятно. Но неужели она не видит, что этот путь прямиком ведет к катастрофе?

– Надеюсь, она все подпишет, – ответила Джейн.

– Пусть лучше сделает это, если есть в ней хоть крупица здравого смыла, – прорычал Генрих. – Шапуи день и ночь изводит меня своим блеянием о союзе и о том, что скажет император, если она ослушается меня, а я накажу ее за это. Я заявил ему, что не потерплю ни от кого вмешательства в отношения между мной и моей дочерью или подрыва неотвратимости моих законов. Я не признаю высших над собой и не позволю никому считать, будто мной можно управлять посредством принуждения силой или страхом.

– Я уверена, император поймет это, Генрих. Он ведь еще ничем не угрожал, верно?

– Нет. Но я жил под угрозой войны из-за Екатерины. И не намерен допускать, чтобы моя дочь ставила меня в такое же положение.

После обеда Генрих предложил прогуляться по саду. Гнев его иссяк, перегорел, и Джейн полагала, он сожалеет о том, что сорвал его на ней. Они шли по гравийной дорожке между кустами роз. Генрих взял ее за руку:

– Вы должны простить меня, Джейн. Я бываю грубым, когда сам вовсе этого не желаю, особенно с вами, дорогая.

– Я понимаю, вы были расстроены из-за Марии, – сказала она, снова замечая, что Генрих хромает. В постели она увидела старую рану у него на ноге, и ей не понравилось, как она выглядит. – Вам больно?

– Да, – признался он. – Нога в последнее время дает о себе знать. Мои врачи говорят, попала инфекция. Сегодня утром я собирался поиграть в теннис, но не смог. Простите, это тоже испортило мне настроение.