Джекаби

— Мы должны предупредить их! — я повернулась к Джекаби, который выглядел удивительно собранным для человека, выяснившего, что городу грозит массовая резня.

— Вы слышите этот стон и знаете, что вам грозит уничтожение. Помогло ли вам это знание?

Я нахмурилась, но вынуждена была признать его правоту. Не знаю, сколько времени я уже потеряла, уступив ритму воплей. Не замечать их было проще, когда они были лишь смутным ощущением на границе сознания, едва уловимым дуновением печали. Но знание об их настоящем значении давило на меня своим весом. Я погибну сегодня, но что еще хуже, я потрачу последние минуты на мысли, что погибну сегодня.

— Счастье в неведении, так ведь?

— Не совсем. Счастье в блаженстве, а неведение — анестетик. И в свете грядущего, это лучшее, на что мы можем надеяться для своих обреченных знакомых.

Вопли банши все больше отделялись от ветра и дождя. Буря ослабевала. Вместо идущего стеной дождя небольшие всплески ударили в небольшое зарешеченное окно. Скорбный плач напротив же — набирал силу, становясь невыносимым. Я только подошла к окну, когда еще одна волна печали поглотила меня. Глаза закрылись, ноги подкосились, и я рухнула на пол. Закрывая руками уши, я заставила себя открыть глаза и выглянуть наружу.

В приглушенном звуке с отголосками последнего вопля, пульсирующими в голове, я постаралась сориентироваться. В дальней камере, свернувшись в позе эмбриона, слабо покачивался мужчина. Джекаби кричал что-то о своем камертоне, лежащем на столе офицера. Но полный мужчина ссутулился в кресле, прижимая руки к своей голове. Я попыталась отвести руки от ушей, но тут же была захвачена еще одной волной ужасающего вопля.

Я снова заставила себя открыть глаза, все вокруг немного расплывалось. Джекаби оставил попытки вразумить полисмена и выглядел так, словно простая задача стоять требовала максимальной его концентрации. За исключением вопля банши в голове, вокруг стояла тишина. Песня и крик слились воедино, позволив сконцентрироваться на болезненной красоте мелодии.

В преддверии новой волны в голове появилось несколько последних мыслей, желаний и сожалений. Я сожалела, что не могу увидеть родителей в последний раз и сказать им, как сильно люблю их. Я представила маму, обнимающую меня, как она всегда делала, когда я была маленькой. Картинка сменилась, и мама превратилась в отца, который с силой прижимал меня к себе. Видение снова сменилось, и предо мной появился прекрасный Чарли Кейн. Теперь я могла не смущаться своего желания оказаться в его объятиях. В мгновение мое сознание стало кристально чистым. В нем не было ничего, кроме скорбного вопля.

Вот и все, думала я. Скоро я умру. Меня охватило странное умиротворение. Ужасающая песня достигла своего пика, мелодия обрывалась на последней изящной ноте. Я глубоко вздохнула и опустила руки, готовясь к продолжительному финалу. Боль и страх отступили, оставив только звук полного освобождения и облегчения. Словно лучик света, прорвавшийся сквозь дождь в маленькое окно. Когда дрожащий звук стал смягчаться, голос резко оборвался.

Перемены были столь резкими, словно падение с кровати во сне. Звуки обычной жизни внезапно вернулись, совсем чуждые в своей нормальности: мягкое хлюпанье воды в канаве, перестукивание капель на мокрых скамейках, тяжелое дыхание и вздохи мужчины в дальней камере. Сомневаясь, жива ли я, я моргнула и быстро ощупала тело. Не найдя ни единой раны, я молча посмотрела на Джекаби.

Он оглядел участок и посмотрел на меня.

— Интересно, — произнес он.

— Мы живы, — ответила я.

— Похоже на то, — он подошел к окну и выглянул наружу. Все вокруг казалось совершенно нормальным, за исключением гнетущей тишины. Обычный стук шагов и повозок на улице прекратился, в отсутствии привычного шума едва уловимые отголоски звучали сейчас очень четко.

— Думаете, они поймали его?

Джекаби поднял бровь.

— Возможно. Это объяснило бы неожиданный поворот в наших судьбах.

— Я была уверена, что мы все погибнем, — сказала я, давая мыслям загореться внутри меня, — но никто не умер! Мы спасены! Все спасены!

Я взглянула на моего работодателя, который позволил себе ухмыльнуться.

И в этот момент далекий крик прорвал стену тишины. Это был крик женщины, не банши, а самой обычной женщины, полный ужаса и печали. Он звучал одиноко, раздаваясь эхом на тихих улицах.

Я тяжело сглотнула, восторг от нашего спасения моментально прошел.

— Как вы думаете, кто…? — я остановилась, позволив вопросу повиснуть в воздухе.

— Без понятия, — голос Джекаби прозвучал резко, он угрюмо смотрел в маленькое окно несколько тихих минут. — Мне нужно выбраться из этой камеры. Это зашло уже слишком далеко.

Он начал расхаживать из угла в угол.

— И как вы намерены сделать это? — спросила я. Нескончаемые стресс, который раздражал моего работодателя, оказывал совершенно иной эффект на меня. Без нависающей над нами опасности, мой адреналин спал, а тяжесть этого длинного полного эмоций дня давила на глаза. Я скользнула вниз по стене и устроилась на холодном полу, положив голову на колени.