Джекпот

Наташа незаметно меню в сумочку свою укладывает – на память. Костя одобрительно головой кивает – он бы то же самое сделал.

Время за полночь, а концерт в полном разгаре: поют соло и дуэтами, преимущественно на итальянском, но и на немецком, французском… А Брэд и на русском: «Прости, небесное созданье…» Поют замечательно, праздник в душе создают. Баритон во всем черном куплеты тореадора выдает – и зал подпевает, хлопает в такт, а Брэд из дальнего угла, отставив очередной бокал с вином, включается в игру, своим тенорком выводит. А потом – неаполитанские песни, «О соле мио», и душа улетает… И опять в три-четыре голоса из разных концов зала из «Травиаты», «Кармен», «Севильского цирюльника»… Зал не просто слушает – становится участником представления, и это-то больше всего и зажигает.

Трижды за вечер официантки с корзиночками публику обходят, «типы» собирают для певцов. Костя по стольнику кидает, за всех сидящих за столом, официантка изумленно благодарит, такие чаевые здесь – редкость. Шепчет, видно, Леопольдо, тот певцов настропалил, окружают они стол и по очереди из «Риголетто» две арии лучшие. Персонально Косте и друзьям его.

Новый человек к роялю подкатывает, кругленький, упитанный, как и положено оперному певцу, живчик этакий, с хитроумным, озорным взглядом заводилы, что-то Ии Валентиновне шепчет, та кивает, и снова «Фигаро» звучит, но какой! Все обомлевают. Уходит под овации и свист к столику дальнему, за колонной, видно, только-только появился в кафе, а время – половина третьего ночи. Даня к старушенции, непонятно как в ее – то годы такую нагрузку выдерживающей, – мол, кто такой, откуда? Докладывает тут же столу: Вася Горело, солист Мариинки, проездом в Париж, где в «Гранд-Опера» поет. А Вася соловьем разливается – «Карие очи, черные брови…» на украинском, с ума сойти можно, до дрожи пронимает. Костя Наташу за плечи обнимает, тихо-тихо подпевает, она руку ему на колени кладет, и взгляд такой, какого он ни разу еще не видел…

После Нового года, лихо в Поконо отмеченного, на даче Костиной, Наташа в Москву собирается. К матери. Мать живет с новым мужем – родители Наташи развелись, когда дочери тринадцать лет было. У отца своя семья. Мать перед самой эмиграцией Наташи вышла замуж, новый супруг наотрез отказался в Америку ехать, мать осталась с ним. И пришлось Наташе отправляться в незнаемое одной. В Нью-Йорке сошлась с американцем – автомобильным дилером, занудой и жадиной, и, побыв замужем три года, благополучно с ним рассталась, «разгреблась», по ее выражению.

С матерью она сохраняет теплые отношения. Видятся, к сожалению, нечасто: дважды Наташа посещала Москву и однажды мать приезжала в Нью-Йорк. Сейчас та заболела, в Боткинской больнице, врачи ничего толком не говорят, словом, надо ехать. «Давай вместе», – предлагает Наташа. Костя отнекивается: не может прервать писание. Не тянет туда зимой. Да и был совсем недавно. «Возвращайся, и отправимся в обещанное путешествие по Европе». Он дает ей пять тысяч на медиков и 24 января провожает в JFK.

Из дневника Ситникова