«Дженерал моторс» в истинном свете. Автомобильный гигант: взгляд изнутри

Мой отец, Захарий Р. Де Лориан, прибыл сюда из Эльзас-Лотарингии, когда ему еще не было двадцати. Он был в семье тринадцатым из четырнадцати детей. Высокого роста – под 190 см,-весом в 220 фунтов, любил помериться силой. Жестоким он не был, но нередко участвовал в драках, иногда распив с парнями после работы несколько кружек пива. На протяжении всей своей жизни он выполнял работы, требовавшие большой физической силы. Он был пастухом в Монтане, сталеваром, а затем полицейским в Гэри, штат Индиана, и, наконец, слесарем-монтером на литейном заводе компании «Форд» и Детройте.

Склонность моего отца пускать в ход кулаки отчасти объяснялась его внутренними переживаниями от неспособности толково излагать мысли, а поэтому и применять на деле присущей ему талант механика. В США он прибыл, не имея никакого образования и не умея говорить по-английски. Хотя в дальнейшем он языком овладел, но до конца жизни объяснялся с некоторым акцентом.

Помню, как он своими руками изготовил деревянную модель настоящего станка для обработки поршней. Это была его собственная конструкция размером с большой стол, она содержала окало 100 движущихся деталей, включая шестеренки, рычаги к шпиндели, вырезанные его руками с большой точностью. В одних только шестеренках выточка и форма зубьев была изумительной. Будь они у меня сейчас, я располагал бы потрясающим образцом мастерской работы. Отец показал станок своим начальникам на заводе «Форда», и я подозреваю, что отдельные его узлы были использованы в конструкции действующих там машин. Убежден, что разочарование своей неспособностью выразить словами рождающиеся у него замыслы в конце концов привело его к длительным запоям, а это в свою очередь завершилось крушением нашей семьи.

Моя мать, Кэтрин, происходила из Зальцбурга, Австро-Венгрия. В США она попала еще ребенком и поэтому прошла курс школьного обучения английскому языку. Это была удивительная женщина, умевшая отлично общаться с людьми и искусно править нашей семьей. Очень религиозная, она предпочитала посещать расположенные поблизости церкви независимо от их принадлежности к определенному вероисповеданию, поскольку выбирала она их не по принципу веры, а на основе личной дружбы с прихожанами. Большую часть своей жизни она проработала на сборке приборов в отделении «Карболой продактс» компании «Дженерал электрик», на северной окраине Детройта.

Мы жили в маленьком каркасном домике. Спальня родителей находилась в задней части дома рядом с кухней, а мои братья Чак, Джордж, Джек и я размещались в двух комнатках в центральной части дома. От своего отца мы унаследовали тягу к машинам, и я помню, что, когда мне еще не было и десяти лет, мы с братьями устанавливали головки цилиндров на моторс «Модели А».

Дети чувствуют себя счастливыми, когда им дают возможность проявить свою самостоятельность, и я полагаю, что у нас было вполне счастливое детство. Частично это можно объяснить тем, что, поскольку мы жили в весьма скромном окружении людей ниже среднего достатка, мы были лишены некоторых плодов американского образа жизни, таких, как быстрые средства общения с внешним миром, какими мы располагаем теперь. Хотя у нас многого и не было, мы попросту не ведали, что имеют другие. Этому благодушному состоянию однажды пришел конец, мне было тогда около 13 лет, и два моих одноклассника – брат и сестра – из ноланской средней школы пригласили меня к ним домой на обед. Они жили в роскошнейшем районе под названием Палмер-Вудс. И хотя их дом был не самым большим в своем районе, он был самый большой из всех, в каких я до сих пор бывал. Помню, что за обедом я чувствовал себя неловко, не знал, как себя держать и как есть. Разговор вращался вокруг вещей, о которых я и слыхом не слыхивал, вроде поездки в летний лагерь или путешествий во время каникул. В моей юности каникулы означали главным образом возможность не посещать школу и в течение трех месяцев околачиваться вокруг своего дома. Этот обед открыл передо мною совершенно новые горизонты. Я начал осознавать, что возможно и доступно в Америке.