Дженни. Ближе к дому

— В начале жизни, маленькими детьми, все мы боимся темноты и прячемся от страха под одеялом или за спиной наших родителей. Когда мы становимся старше, некоторые из нас начинают бояться самой жизни, и мы ищем других мест, чтобы спрятаться от нее. И, наконец, есть такие люди, как я. Когда больше уже негде спрятаться, мы ищем оправданий своему поведению, как это делал и я до сих пор. Из всех людей мы самые трусливые.

Он подошел ближе к Дженни и погладил ее по щеке.

— Дженни, — сказал он медленно и решительно, — если вы это можете, то могу и я. В жизни есть много вещей, которые гораздо хуже пожара в доме, и одна из них — это быть трусом. Вот что я узнал сегодня ночью. Мы с вами теперь соединимся, и мне нужна такая же смелость, какая есть у вас. И она у меня будет, попомните это. Первым долгом я обыщу весь город, я буду искать, пока не найду достаточно свидетелей, а потом докажу на суде, что тут есть виновные в убийстве.

Ближе к дому

1

Как очень часто говорили жители Пальмиры, одни — озабоченно и с недоумением, а другие — причем весьма многие — с завистью, Туземец Ханникат был, несомненно, самый счастливый человек во всем городе.

Сам же Туземец говорил, что этим счастьем природа вознаграждает его от щедрот земных за то, что он человек простой. Он говорил, что именно по этой причине намерен всегда оставаться таким, каков есть, и, кто бы его ни уговаривал переменить образ жизни, он никого слушать не станет. («И без того слишком много народу старается что-нибудь или кого-нибудь переделать. Хорошо еще, что есть такие люди, вроде меня, которые всем довольны, как оно есть, и хотят, чтобы солнце всходило и заходило, как ему полагается от природы, а не висело все время в небе на манер электрической лампочки, которую не выключишь. Вот почему и нет смысла отдавать весь мир в руки агитаторов и политиков. Если им позволить, они затеют склоку, начнут войну и не дадут покоя простым людям, вроде нас с вами, которые сами живут и другим жить не мешают».)

Счастье Ханниката, по-видимому, не избирало какого-нибудь определенного направления или курса, не блистало также в какой-либо излюбленной области: удача, казалось, искала его и следовала за ним по пятам, где бы он ни был и чем бы ни занимался. Необычно в его везении было одно: в то время как многие люди стремятся к счастью, вымаливают его, даже прибегают к колдовским амулетам и всяким тайным средствам, лишь бы его добиться, ему надо было только подождать, чтобы оно само к нему пришло.

Например, ничего необычного не было в том, что Ханникат останавливался на углу улицы поиграть с кем-нибудь в орлянку и, выиграв два или три раза, уходил с прибылью в кармане. Больше того, известно было много случаев, когда он выигрывал три раза подряд, не проиграв ни разу. Некоторые из проигравших всегда при этом говорили, что он мошенничает и крутит хвостом, и все-таки никто в Пальмире ни разу не поймал его с монетой о двух орлах или двух решках. Только для того, чтобы показать, что он играет честно, он перед началом игры всегда предлагал кому-нибудь поменяться монетами.

— Знаешь что? — говаривал Туземец, широко ухмыляясь после какого-нибудь особенно удачного поворота событий. — Если мое старое счастье будет все так же ходить за мной по пятам, как сейчас ходит, я еще, может, стану первым счастливчиком во всем округе. А знаешь еще что? Если мне все время будет везти, да так и дальше пойдет, я, пожалуй, буду самый везучий чертов сын во всем нашем штате, да еще и портрет мой во всех газетах напечатают. А ведь верно здорово получится, вот уж будет чем похвастаться.

Туземец гордился даже самой маленькой удачей и, бывало, подолгу рассказывал о ней всякому, у кого только была охота стоять и слушать.

Он любил хвастаться тем, как выиграл в лотерею двойной кладбищенский участок при церкви его преподобия Уокера («Я всегда был охотник поспать на широкой двуспальной кровати, чтобы можно было развалиться повольготнее, так плохо ли, что на кладбище меня дожидается двойной участок»); любил он и рассказывать, какую невиданную пропасть окуней наловил на Риди-Крик («Сказать вам по правде, так пришлось дать негритенку четверть доллара за то, что он помог мне протащить большую десятифутовую сеть выше по ручью — столько было в ней рыбы, что одному человеку не управиться»); и постоянно вспоминал, как ему однажды удалось получить пятьдесят долларов наличными за пятидолларовую ослицу с балаганщика, которому до зарезу требовался смирный осел — катать ребятишек по десять центов с носа («Что у балаганщика молнией убило осла, я тут, можно сказать, ни при чем, только я как раз попался навстречу, когда ему экстренно понадобилось как можно скорей купить другого осла, чтобы дело не остановилось на ходу»).

Кроме всего этого, каждый раз как Ханникат бывал в центре города, он обыкновенно выигрывал раз десять подряд на каком-нибудь из автоматов в пивной и увеселительном заведении Эда Говарда. Иногда он только и делал, что стоял и нажимал кнопку, и все выигрывал да выигрывал без единого промаха.