Дженнифер Морг

Парковка перед домом представляет собой просто утоптанную земляную площадку. Рамона останавливает машину между двух здоровенных пикапов. Один из них украшен коровьим черепом на бампере и стойкой для ружей в кузове. Рамона выходит из «форда», берет свою сумку и бутылку с водой – она всегда привозит с собой сюда полгаллона воды как минимум – и морщится, когда жара окутывает ее и пытается высосать досуха. Обходя машины, она не останавливается, чтобы рассмотреть вырезанный на коровьем черепе пентакль: она и так знает, что увидит. Поэтому Рамона поднимается на крыльцо и подходит к закрытой двери, возле которой качается в кресле сморщенная фигура.

– Ты опоздала на пять минут и двадцать девять секунд, – лаконично сообщает фигура, как только Рамона оказывается на верхней ступеньке.

– Так укуси меня, – огрызается она.

Рамона вскидывает сумку на плечо и ежится, несмотря на жару. Во взгляде охранника – сухое злорадство. Сухое. Здесь нет воды, но костистому кошмару в полукомбинезоне, который бесконечно качается в своем кресле, вода и ни к чему.

– Тебя ждут, – шипит он. – Заходи.

Охранник даже не тянется к ней, но по шее Рамоны бегут мурашки. Она делает два шага вперед и поворачивает ручку. В этот момент незваные гости обычно умирают. Приглашенные тоже умирают – если внутренний отдел выдал приказ на ликвидацию. Рамона не умирает – на этот раз. Щелкает замок, и она входит в прохладу кондиционеров просторного вестибюля, стараясь подавить судорожный вздох, когда привратник остается позади.

Вестибюль обставлен дешевой мебелью: стулья, диван и стол, за которым сидит секретарша. Она поднимает глаза на Рамону и глупо моргает.

– Мисс Рандом, вам во вторую дверь слева, потом прямо, потом первый поворот направо в конце коридора. Агент Макмюррей ждет вас.

Рамона натянуто улыбается:

– Конечно. Можно мне по дороге зайти в туалет?

Секретарша демонстративно сверяется с таблицей.

– Да, на ваше имя есть разрешение на использование туалета, – объявляет она через несколько секунд.

– Хорошо, – кивает Рамона. – До встречи.

Она входит во вторую дверь слева и довольно долго идет по непримечательному коридору с бежевыми стенами. Затем сворачивает на полпути в туалет. Там Рамона наклоняется над раковиной и плещет водой на шею и в лицо. Она замечает, что во всем здании нет окон – только вентиляционные шахты под потолком.

Она выходит и шагает дальше по коридору, в конце которого обнаруживаются три одинаковые двери. Рамона останавливается перед правой и стучит.

– Войдите, – доносится из-за двери сиплый мужской голос.

Рамона оказывается в просторной комнате с дощатым полом и множеством стеклянных шкафчиков. Дверь на другом ее конце открыта, лестница за ней ведет в еще один коридор, по сторонам которого расположены другие выставочные залы. Она шла так долго, что по всем статьям должна стоять в пыли снаружи, футах в пятидесяти от задней стены Ранчо, но здесь пространство работает иначе. Ее ждет куратор – высокий, полнеющий короткостриженый мужчина в тонких очках и клетчатой рубашке. Он чуть снисходительно улыбается:

– Вот так-так. Неужели это агент Рандом? – Он протягивает ладонь. – Как доехали?

– Суховато, – бросает Рамона, неохотно отвечая на приветствие, и чуть щурится, разглядывая Макмюррея. Выглядит он человеком, но на Ранчо внешность бывает обманчива. – Рано или поздно мне понадобится бассейн. В остальном, – она пожимает плечами, – жалоб не имею.

– Бассейн, – задумчиво кивает Макмюррей. – Думаю, это можно устроить. – В его речи чувствуется легкий ирландский акцент, хотя Рамона вполне уверена, что он такой же американец, как и она сама. – Хотя бы это, раз уж мы тебя заставили приехать сюда. Да уж. – Он жестом указывает на лестницу. – Насколько хорошо ты поняла свои инструкции?

Рамона сглатывает. Это сложный момент. Макмюррей – ее куратор и контролер, поэтому у него есть определенная власть. Он сыграл ключевую роль в операции, после которой она оказалась на службе в Черной комнате; пока он жив – он сам или любой другой человек, который получит его знак силы, – он властен над ее жизнью и смертью, может принуждать и освобождать, отдавать приказы, которым она не сумеет не подчиниться. Есть вещи, о которых Рамоне не хочется говорить, но если Макмюррей заподозрит, что она что-то скрывает, последствия будут куда хуже, чем если она сразу во всем признается. Лучше дать ему что-то и надеяться, что этим она не вызовет больше подозрений, чем следует.

– Не до конца, – признается Рамона. – Я не понимаю, почему мы позволяем генеральному директору «TLA» творить черт-те что на Карибах. Я не понимаю, зачем привлекать бриттов и что вообще затеяла «TLA». Я все прочла, – говорит она, похлопывая по сумке на плече, – но все равно не понимаю. Что вообще должно произойти?