Джентельмены предпочитают брюнеток (СИ)

- Нормальная, - улыбнулась я, - я скину тебе. Я понимаю, о чём ты. Знаешь, я тут себе поэтическую страничку завела в интернете, выкладываю свои стихи.

- И много народа заходит? – заинтересовался Дима.

- Порядочно, - кивнула я, - но дело в другом. Тут ко мне зашёл один человек и стал говорить, что стихотворение без души, что я увлеклась самолюбованием.

- Может, в самом деле? – засмеялся Дима.

- Ты так не сказал про мою осень, - стрельнула я в него

глазами.

- А, так ты про то, с изумительными образами? – его брови поползли вверх, - так оно удивительно красивое. Какое тут самолюбование? Оно очень красивое, талантливое.

- Тот тип явно позавидовал, - улыбнулась я, - хотел гадость сказать, а, когда я ему положительную рецензию написала, извинился. Сказал, девушка, вы вне критики. Словно люди странички заводят для грызни на просторах интернета! Лично я завела, чтобы обо мне узнали, заявить о себе. А критика должна быть объективной, с желанием помочь, а не просто так, чтобы плюнуть в человека.

- В большинстве случаев так и бывает, - Дима открыл входную дверь, пропуская меня вперёд, - большинство поэтов и писателей просто тупо завидуют друг другу, а помогать никому не хочется. Каждый на вершину забраться желает, а коллегу, соратника, единомышленника спихнуть норовит. На скользкую ты дорогу встала, любовь моя. Рисовала бы картины свои, и не лезла бы в литературу.

- Ну, уж нет! – возмутилась я, - почему я должна отказываться от того, что полюбила? И вообще, сначала книгу прочитай, а потом критикуй.

- Да я пока и не критиковал, - Дима обвил мне талию рукой, а я прижалась к нему, - для того, чтобы критиковать, надо сначала почитать.

- Тебе первому дам книгу, - пообещала я.

- У меня большие сомнения на этот счёт, - ухмыльнулся он, - думаю, ты уже доброй сотне народа пообещала эту книгу дать первому.

- Что есть, то есть, - я вынуждена была признаться, - сотне, не сотне, но, да, наобещала. Ладно, тебе, честно, первому вручу.

- Отлично, буду твоим первым читателем, - Дима посильнее прижал меня к себе.

- Вот это вряд ли, - вздохнула я, - рукопись уже читал Генрих, потом редактор. Но саму книгу первым получишь ты!

- Хоть на этом спасибо, - усмехнулся Дима, целуя меня в шею.

- Перестань, - я попыталась уклониться от поцелуя, - люди смотрят.

- Ты боишься, что Макс увидит? Здесь не Москва! Там знакомых, как собак нерезаных, а тут никто ничего не скажет. Твой муженёк сидит на рыбалке, а это значит, что у меня руки развязаны, - и Дима стиснул меня в объятьях, а меня дрожь била от его прикосновений.

Ни один мужчина не вызывает у меня такой реакции, как Димка. Дрожь, бросает то в жар, то в холод.

- У меня от тебя отупение начинается, - прошептала я, закрывая глаза, - мне с тобой хорошо. Как на качелях.

- Мы снова в Копенгагене, снова целуемся под дождём, - прошептал Дима.

- Сумасшествие какое-то, - ответила я, - у меня от тебя крыша едет.

- Так зачем дело стало? Нам просто нужно быть вместе, если мы так любим друг друга.

И я совершенно забыла, куда мы шли, Дима купил рожки мороженого, стал забавляться, намазав мне нос мороженым, а потом слизывая его с меня.

Я смеялась, прижимаясь к нему, а потом Дима вдруг стал оглядываться.

- Что случилось? – не поняла я.

- За нами кто-то следит, - сказал Дима, - на «Лимузине»!

- На «Лимузине»? – не поверила я, - а у тебя не глюк?

- Нет никаких глюков, - покачал головой Дима, увлекая меня в узкий проход, куда не могла проехать машина, - посмотрим теперь, что он сделает.

К моему удивлению, длинный автомобиль действительно остановился, оттуда вышел шофёр, огляделся по сторонам, а потом сел обратно и двинулся вперёд по шоссе.

- Точно, белочку словил! – захохотала я, глядя на растерявшегося Диму, - какой идиот на «Лимузине» следить будет? Скорее всего, свадьба.

- А где шарики? – задал вполне резонный вопрос Дима, но меня трудно сбить с толку.

- Откуда ты знаешь, какие у датчан традиции! – сказала я, - может, у них не принято? Например, венграм нельзя заниматься сексом при дневном освещении даже в собственной квартире!

- Это что за чушь? – ошалел Дима, а я стала давиться смехом.

- Это правда, - ответила я, - только ночью при плотно зашторенных окнах.

- Издевательство какое-то, - пробормотал Дима, - хорошо, что мы в Париж ездили на медовый месяц, а не в Будапешт! А то засудили бы!

Мне в рот попала смешинка, и, смеясь, я подбежала к перилам моста, а Дима, прижав меня к перилам, стал целовать.

- Ты лучшая, - прошептал он мне на ухо.