Джентльмен Джек в России

Листер и Уокер потом еще несколько раз приходили в Эрмитаж — посмотреть на Рембрандта, Ван Дейка, Караваджо, Перуджино, Лоррена, Тенирса. «Нас пустили в залы № 40 и 41. Дала за это человеку 5 рублей серебром. После осмотра Эрмитажа говорили с Энн о картинах».

Новый Эрмитаж в XIX в. Литография по рисунку И. Шарлеманя

И почти неделю Листер слала записочки Лабенскому — умоляла помочь ей достать заветные каталоги. Хранитель оставался неумолим: «О сем следует просить господина графа Клейнмихеля, по соблаговолению которого каталог может быть предоставлен». Но даже такое прошение не помогло. 30 сентября Анна опять пришла к Лабенскому — к ней вышел напыщенный дворецкий: «Господин Лабенский изволил отбыть по делам. Каталога для вас не оставили».

«Он вообще большой артист. Когда я попросил путеводитель по Эрмитажу для нашего отдела, Лабенский сделал невинное лицо — мол, ничего не знает, ничем помочь не может. Вы, верно, удивитесь, но у нас тоже нет его книги». Сказав это, Василий Аткинсон, служащий Публичной библиотеки, расхохотался. Это и правда было абсурдно до смеха — библиотекарь не может вытребовать каталог для коллекции. «Но полно о нем. Лучше покажу вам наш книжный рай». Энн и Анна стояли в простом вестибюле, похожем на зал для построений. В Императорской Публичной библиотеке все было пропитано николаевским духом: лаконичные интерьеры, колонны во фрунт, викториальная лепка, солдаты-смотрители в мундирах. И даже цвет здания — оттенка офицерской шинели.

В читальном зале Императорской Публичной библиотеки. Гравюра Л. А. Серякова по рисунку Г. Бролинга. 1862 г.

В этом казарменном, начищенном до блеска месте служили безобидные увальни — подслеповатый археолог Оленин, поэт Батюшков, баснописец Крылов, пастор Моральт. Хорошие писаки, но плохие чиновники. Казалось, солдат приставили к ним специально, чтобы они не распоясались, не распустили опасного либерализма. Англичанин Аткинсон тоже был увальнем, в золотых очках, с округлой речью, британским румянцем на моложавом лице. В его послужном списке — только похвалы, на лацкане — значок «За отличие беспорочной службы», а в глазах — колкая ирония много знающего и о многом молчащего человека.

Посмеявшись над эрмитажным бюрократом, он провел подруг в кабинет к пастору Эдварду Моральту, трудившемуся в отделе классической литературы: «Тот весьма любезно показал нам редкие издания и манускрипты. Видели Кодекс под названием Евангелие Остромира — принадлежал частному лицу по имени Остромир, жившему в Новгороде, — датирован 1056 годом. Потом видели копию рукописи маленького Людовика XIV, когда он учился писать. Фраза, продиктованная ему учителем, такова: “L’hommage est deut aux Roys, Ils font ce qu’il leur plaist”».

1 октября Моральт вновь учтиво принял путешественниц и подарил еще одну экскурсию: «За 15 минут провел нас по 21 залу, зашли в новое здание, его 6 залов недавно закончены, около 1832 года, и присоединены к старой части, которая была построена в 1812 году. Обратила внимание на удобный деревянный пюпитр для четырех полок на подвижном валу — но ни чертежей, ни описаний его нет — такой непременно надо сделать у меня дома. В отделе манускриптов работает художник — копирует портрет Александра I кисти Доу, который создал в Эрмитаже портретную галерею, получив 1000 рублей за каждый портрет. Я оставила Энн в отделе, а сама пошла читать интересовавшие меня печатные издания. В 13:45 мы встретились с мистером Аткинсоном — он жаловался на то, что библиотека бедна английскими сочинениями — нет ни Капитана Кохрана, ни Бремнера».